Нам нельзя

Я тихо рассмеялась и, ткнув его слабым кулаком, уткнулась носом в его плечо.

Запах. Его любимый, терпкий запах.

– Ещё что знаешь?

– Что ты меня любишь, как и я тебя. Но я сильнее, Киска. Я походу помешался на тебе.

Он крепко меня обнял. Мне ничего не было нужно. Я готова была так стоять всю ночь до утра.

– Но я не знал, когда тебе день рождения, – он залез в карман своей старой куртки и показал мне странное украшение. – Ты когда к нам в класс пришла и улыбнулась… Я в тот же вечер вырезал тебе подарок на день рождение.

На чёрном кожаном шнурке висела деревянная подвеска. Это была кошечка. Просто силуэт, но миленький, потому что котёнок.

До слёз!

– Никита, – выдохнула я.

Он надел на меня подарок. Кошечка висела выше подвески с брильянтами, прямо на груди.

Трэш припал губами к моей шее, и я чуть не задохнулась от волнения. Задрожала всем телом. Это было умопомрачительно, сногсшибательно! От его губ шло невероятное тепло, укрывающее меня с ног до головы мягким пологом. И я попадала в невероятное томление и желание, чтобы это не кончалось.

– Киска, – прошептал мне в ухо. – Выходи за меня замуж.

Шлагбаумом меня по голове.

Если бы не Тоша Иванов, я бы испортила с Трэшом отношения неудержимым смехом.

Мы ехали в Тохиной машине обратно в посёлок. Трэш обнимал меня, а я думала, почему предложение выйти замуж меня так рассмешило. Ведь с милым рай в шалаше. Или не так? Я не воспринимала его всерьёз? Я не любила его? Любила, но не так как он меня. В этом Трэш прав.

– Нам надо поговорить будет, – предложила я.

– Завтра в школу придёшь?

– Я на больничном. В пятницу на приём.

– Звони. Ты позвонишь мне? Я сам тебе позвоню.

– Молодец, Никита, что ко мне обратился, – Тошу пробило на разговоры. Решил, что мы начнём безобразничать на его заднем сиденье. – Оперативно всё сделали.

– Уродам мало досталось, – разозлился Трэш и ввязался в разговор с биологом.

А я смотрела в окно на освещённую трассу и пролетающий чёрный лес. И думала о том, что Светкина меркантильность мне жизнь может испортить.

Не подходит мне жених. Нищий, да маленький.

Я подняла голову, чтобы увидеть чёрное небо над лесом. Где-то там, наверху был мой папа.

Папа смотрит на меня с небес и может помочь. Он точно не стал бы смотреть на благосостояние человека, ему интересна сама личность.

Позвонил Егор, спросил, где я шляюсь. Я ответила, что в городе была и уже домой еду.

Тоша довёз меня до дома, а Трэш выбежал меня провожать.

Глубокой ночью под светом звёзд мы стояли у нашей калитки, прикоснувшись лбами.

– Ты серьёзно, предложил? – тихо спросила я.

– Замуж? Конечно.

– Я бесприданница, – тихо усмехнулась я.

– А я приданница? У меня есть комната, руки, ноги, голова. И ты! Ты – самое важное. Для тебя, Кис, я всё сделаю.

– Нам нельзя, Трэш. Пока в школе учимся.

– Жить всё равно вместе будем. Вот увидишь, я тебя добьюсь.

– Откуда ты такой взялся? – рассмеялась я и пошла домой.

Егор не спал. Уже сгонял, посмотрел, кто меня привёз. Замер в прихожей, сложив руки на груди. Вид у меня был не очень.

– Я хочу тебе кое-что рассказать, – Я расстегнула сапоги и с трудом их стащила. Они, похоже, влились в мои ноги. – Только обещай Свете не говорить.

– Когда это ты мать по имени называть стала?

А я даже не заметила. Вот так вот теряешь родственников.

– Влетела. Да?

– Не совсем.

Я рассказала отчиму, что случилось. Он долго думал, как из этого можно найти выгоду. Ничего в его ушлую голову не пришло, и он спокойно отправился спать.

Приняв душ, я тоже поплелась наверх, где рухнула на кровать.

Рядом с подушкой засиял мой телефон. На экране появились бело-сиреневые пионы.

Надо же! Заметил!

Высветился номер под названием «Трэшняк».

– Киса, приходи завтра на биологическую станцию, будем целоваться. Тоха меня с собой берёт на катере. Придёшь, селянка?

– Во сколько? – усмехнулась я.

– В четыре часа. Лядь, конечно, увяжется, она в Тоху вляпалась по самые уши.

– Это секрет.

– Кис, переезжай ко мне.

Меня пробил смех. Точно Трэш одержимый. Только это быстро проходит.

– Я серьёзно. Тебе пилить десять километров до школы. А снег выпадет?

– На лыжах, – ответила я глядя в темноту окна.

– Я даже постельное бельё постирал, ради такого случая.

Больной! С чего он решил, что я к нему переду?

Постирал бельё? То есть у него нет стиральной машины! И по рассказам, там бомжатня. Насколько сильна моя любовь, чтобы бросить этот уютный уголок на чердаке и свалить в притон? Стирать вручную постельное бельё и носки Трэша. Ходить, пи́сать под его присмотром, чтобы никто не тронул. Не спать, потому что кругом пьяные. Вздрагивать, когда бьются в дверь комнаты.

Что это, безрассудство? Глупость и неразумность? Детство в попе заиграло, что вот так в омут с головой? Трэш уже нырнул, и меня тянет на дно. И как спасательный буёк болтается на поверхности – Света, засадившая в мою голову тягу к прекрасной и сытой жизни.

– Перееду, если поклянёшься, что у нас ничего не будет в постели, – сказала я.

– Опа! Попадос! А с чего это вдруг? – возмущённый голос Трэша немного разочаровал.

– Когда тебе день рождение?

– Девятого мая, не забудешь.