После вторника останется работы на два-три дня, чтобы закончить продовольственный устав. Я боюсь, как бы, после представления Вашему Величеству, члены не начали разъезжаться, и потому было бы весьма полезно, если бы в отдельных разговорах Ваше Величество изволили высказать свое желание, чтобы работа эта была закончена.
Статс-секретарь Столыпин
20 ноября 1910 г.
Ваше Императорское Величество.
Не могу не повергнуть на благовоззрение Ваше некоторые соображения, которые явились последствием выслушанного мною от Вашего Величества по поводу обер-прокурора Святейшего Синода.
Вашему Величеству известно, что я глубоко чувствую синодальную и церковную нашу разруху и сознаю необходимость приставить к этому делу человека сильной воли и сильного духа. Поэтому всякую перемену в эту сторону я считал бы благом для церкви и России.
Но большою бедою было бы, если бы перемены в столь важной области, как церковная, общество связывало с политикою или партийностью! Поэтому весьма важен выбор минуты для таких перемен.
Между тем вчера, по возвращении из Царского, я узнал, что в городе уже говорят об уходе С. М. Лукьянова и толкуют это, как последствие мер, принятых им против иеромонаха Илиодора.
Сегодня я узнал, что иеромонах Илиодор приезжает завтра в Петербург. Несомненно, что если уход обер-прокурора состоится теперь же, немедленно, то этот дерзновенный монах будет громко приписывать эту отставку себе. Так ее поймут все!
Я считаю самое направление проповеди Илиодора последствием слабости Синода и церкви и доказательством отсутствия церковной дисциплины.
Но при наличии факта, факта возвеличения себя монахом превыше царя, поставления себя вне и выше государства, возмущения народа против властей, суда и собственности, я первый нашел, что если правительство не остановит этого явления, то это будет проявлением того, что в России опаснее всего, проявлением слабости…
Поэтому я Вашему Величеству неоднократно заявлял, что за действия по отношению к Илиодору, в период его открытого возмущения против Синода и даже Вашей царской воли, ответственен исключительно я. Это было известно и С. М. Лукьянову.
Если теперь вся видимость обстоятельства (хотя по существу это и не так) сложится таким образом, как будто С. М. Лукьянов отставлен за Илиодора, то совесть моя будет меня мучить, что я не отстоял его перед Вашим Величеством. Для государственного человека нет большего проступка и большего греха, чем малодушие.
Мое же самое глубокое и искреннее убеждение состоит в том, что интересам Вашего Величества в этом деле будет соответствовать лишь наличие общественного сознания, что решение Вашего Величества о замене обер-прокурора другим лицом принято вне зависимости от обстоятельств преходящих.
Поэтому я думаю, и мнение свое осмелюсь представить Вашему Величеству, что для выполнения угодной Вам перемены, без истолкований, спокойно, без возбуждения, желательно было бы выждать месяца два-три, до весны или начала лета.
Вашего Императорского Величества верноподданный П. Столыпин 26 февраля 1911 г.
Ваше Императорское Величество.
Вы изволили обратиться к моей совести, и я мучительно в эти дни передумал поставленный мне вопрос.
С одной стороны — упрек, который мне ставят некоторые, что я поддался личному чувству, чувству гнева, а главное — сомнение, что я непрошеною мерою мог поставить Ваше Величество в положение, неудобное по отношению к лицу, сослужившему Вам и России в 1905 г. большую службу.
С другой стороны — государственная необходимость, спокойное течение государственных дел!
Начну с последнего. Когда Ваше Величество повелели мне остаться на моем посту, передо мною во весь рост встал вопрос о непреодолимом препятствии на моем пути, в виде стены, которую я не могу сдвинуть с места. Я разумею искусственную обструкцию, создаваемую мне в Государственном совете. Неутомимая деятельность П. Н. Дурново в этом направлении продолжится, несомненно, и впредь, что доказывается только что появившимся в печати памфлетом против правительства, вдохновленным, по общему отзыву, им.
Все это будет неистощимым источником для постоянного обеспокоения Вашего Величества, так как дела будут задерживаться в учреждении, которое, по природе своей, не должно этого делать.
Кроме этих двух сторон дела, есть еще третья — внешняя.
По моим сведениям, П. Н. Дурново уезжает завтра, в понедельник за границу. Через 2–3 недели сессия Государственного совета заканчивается. Следовательно, оказываемая ему милость не будет иметь реальных последствий. Мера будет понята поэтому лишь как демонстрация, доказательство какого-то нового поворота в политике. При разгоряченности, нервности и Думы и Государственного совета это поведет лишь к новым осложнениям и неприятностям, к колебаниям и по вопросу об окончательном принятии закона, проведенного по статье 87-й.