Эту историческую справку я привёл для того, чтобы с самого начала установить ту принципиальную сторону закона, с которой правительство сойти не может, в которой уступок пет. Не вводя, силою закона, никакого принуждения к выходу из общины, правительство считает совершенно недопустимым установление какого-либо принуждения, какого-либо насилия, какого-либо гнёта чужой воли над свободной волей крестьянства в деле устройства его судьбы, распоряжения его надельной землёй. Это главная коренная мысль, которая залегла в основу нашего законопроекта.
Если, господа, я так долго остановился на внутреннем значении акта 9 ноября 1906 года, то, может быть, это ускорит и облегчит выяснение дальнейшего отношения правительства к тем поправкам и дополнениям, которые предполагается в него ввести. Я остановлюсь сначала на отделе 1, введённом в законопроект Государственной думой, особенно на статье 1, и прямо скажу, что этот отдел не вносит никакой повой мысли, новой идеи, противоречащей, противоположной идее правительства, так как поправка эта внесена с целью скорейшего перехода крестьян к личной собственности. Это было достаточно определённо высказано в своё время товарищем министра внутренних дел А. И. Лыкошиным в Государственной думе. Но и тут, в Государственном совете, я должен также оговориться, что правительство возражало бы против признания участко-наследственными тех обществ, в которых не было общих переделов за последние двадцать четыре года.
Соображения правительства таковы: конкретно весьма легко установить общества, в которых, с самого наделения их землёй, не было никогда общих переделов. Каждый живущий в русской деревне знает общества стародушнков, общества крестьян, владеющих землёю по старым ревизским душам. В этих обществах, в этих селениях существуют группы молодых крестьян, которые мечтают добиться уравнения и общих переделов земли, но это им никогда почти не удаётся, не удаётся набрать голосов, так как старые домохозяева крепко и твёрдо стоят на своём, на старом порядке владения землёю.
Но несколько сложнее положение там, где не было переделов в течение двадцати четырёх лет. Во-первых, какой громадный труд, какое отвлечение от настоящего живого дела кадров крестьянских учреждений для выяснения, в каких обществах было и в каких не было переделов за последние два двенадцатилетия, так как и приговоры о переделах далеко не везде сохранились! А возбуждённые при этом споры! Господа, ведь до разрешения их должно быть приостановлено рассмотрение всех заявлений отдельных домохозяев о закреплении за ними участков. Таким образом, дело не ускорилось бы, а, напротив, затормозилось бы.
Я не могу молчать ещё и о том, что так называемые незаконные общие переделы наблюдаются, главным образом, в тех обществах, где официальных переделов за последнее время не было. Затем, изменение существующего порядка вызвало бы среди крестьян лишь волнение, недоумение. Да и зачем принимать искусственные меры там, где дело идёт естественным своим ходом? Ведь за 3,5 года – или, вернее, за 3 года, так как закон не начал действовать немедленно после его опубликования, – до 1 февраля 1910 года заявило желание укрепить свои участки в личную собственность более 1 700 000 домохозяев, то есть, как заявил тут А. С. Стишинский, около 17 процентов всех общинников-домохозяев; окончательно укрепили участки в личную собственность 1 175 000 домохозяев, то есть более 11 процентов с 8 780 160 десятинами земли, и это кроме целых сельских обществ, в которых к подворному владению перешли ещё 193 447 домохозяев, владеющих 1 885 814 десятинами.
Таким образом, при такой же успешной работе, ещё через 6–7 таких же периодов, таких же трехлетий, общины в России – там, где она уже отжила свой век, – почти уже не будет. Поэтому правительство, веря в жизненность законов 9 ноября 1906 года, не стремилось и не стремится вводить в закон каких-либо признаков принуждения и особенно, проводя закон в порядке статьи 87, считало невозможным производить какую-либо насильственную ломку. Конечно, законодательные учреждения в этом отношении более свободны. У вас руки развязаны, и поэтому правительство заявляет, что оно согласилось бы на введение отдела 1 одобренного Думой закона 9 ноября, особенно если бы в нём были исключены слова «и в течение двадцати четырёх лет».