Нам нужна великая Россия. Избранные статьи и речи

Характерно и другое: в отличие от большинства высокопоставленных мерзавцев, отдающих кровавые палаческие приказы из надёжно защищённых кабинетов без малейшего риска для своей драгоценной персоны, Столыпин был лично храбр и не боялся оставаться лицом к лицу с разъярённой толпой. Он не просто заявил революционерам с трибуны Государственной думы: «Не запугаете!», – но и на самом деле вёл себя бесстрашно. Вот только один из многочисленных примеров, отличительный лишь тем, что он мало известен в литературе. Революция только-только началась, а богатый саратовский помещик Н. Н. Львов уже испытал на себе результаты вековой ненависти крестьян к помещикам. «Я видел ужасы, нечто вроде пугачёвщины, – взволнованно рассказывал Львов своим друзьям. – Началось по соседству с моим имением у князя Волконского. Крестьяне стали рубить лес (считая его своим. – К. Ш.). У Волконского есть тяжба с ними, в которой он едва ли прав…» Волнение перекинулось и на имение Львова. На шестой день беспорядков приехал Столыпин с казаками. Сначала он пытался уговорить крестьян, призвал их прекратить незаконные действия. Созвали крестьянский сход. Но уговорить возбуждённый «мир» было невозможно. «Когда он (Столыпин. – К. Ш.) стал им грозить, они тоже отвечали угрозами по отношению к полиции и казакам. Тогда, – рассказывает далее взволнованный Н. Н. Львов, – он один вышел к ним и сказал: „Убейте меня“. Тогда они кинулись на колени. Но как только он сел в сани, чтобы уехать, в него стали кидать камни. Тут же ранили пристава, несколько казаков и солдат. Крестьяне вооружились – насадили на палки какие-то пики»[17].

Губернатор уехал, в дело вступили казачки, всласть поработавшие нагайками. После их «воспитательной» работы Львов собрал «своих» избитых крестьян и обратился к ним с речью. Он заявил, что «нигде и никогда допускать грабежа нельзя, что в них будут стрелять, если они не образумятся.

Они:

– Подай нам планты!

– Какие планты?

– У меня с ними не было тяжбы, – пояснял слушателям Львов. – Правда, – добавлял он, – у них давно был спор о нескольких пожалованных имениях, бывших государственных землях, в том числе и о нашем имении. Но ведь наше имение было пожаловано ещё при Екатерине»[18].

Вот куда – к матушке Екатерине и даже ещё дальше в глубь веков – уходили корни споров между крестьянином, который столетиями обрабатывал и поливал своим потом землю, и помещиком, не трудившимся на ней, но считавшим её своей собственностью на основании государева пожалования.

События 1905–1907 годов показали глубокую революционность крестьянства, ошибочность расчётов самодержавия на любовь к нему «простого народа» и надежд на то, что крестьянская община – опора государственного порядка. Нелёгкое бремя борьбы с революцией и поисков иной социальной опоры для самодержавной системы и легло на плечи П. А. Столыпина, когда он неожиданно для себя стал сначала министром внутренних дел (апрель 1906 года), а всего через два с половиной месяца – и председателем Совета министров. Редко кто из царских чиновников проделывал такую головокружительную карьеру.

Суть своей государственной деятельности на посту главы правительства П. А. Столыпин определил со свойственной ему лапидарностью: «Сначала успокоение, а потом – реформы!» Нет смысла пересказывать читателю меры по установлению «успокоения». Они включали в себя всё – от введения «скорострельных» военно-полевых судов, когда тройка офицеров выносила приговор, не подлежащий обжалованию, до широчайшего применения армии «в помощь гражданским властям», как официально именовались подобные меры. «Армия не учится, а служит Вам!» – бросил в лицо Столыпину военный министр А. Ф. Редигер на одном из заседаний правительства[19]. И это было правдой. На «успокоение» были брошены все силы самодержавия. Ему удалось временно подавить революционное движение, водворить в стране «успокоение», в чём немалую роль сыграл и лично П. А. Столыпин. На этом этапе деятельность главы правительства пользовалась неограниченной поддержкой власть имущих. Столыпин был им необходим и стал всеобщим кумиром и дворянства, и правого крыла либеральной буржуазии (партии октябристов, возглавлявшейся А. И. Гучковым), и лично «хозяина земли Русской», как определил свою профессию Николай II при всеобщей переписи в 1897 году.