У нас, у господ, сидящих на министерских скамьях, не только обязанность издавать, как тут было сказано, какие-то указы, у нас есть другая обязанность, обязанность дать возможность обывателям пользоваться благами, которые обеспечиваются центральным управлением и органами управления, теми благами, которыми вправе пользоваться каждый, обязанность предоставить возможность безопасно, как говорил один из ораторов, без всякого риска для наших семей, для нас самих, для господ членов Государственного совета точно так же, как и для всех обывателей, продолжать пользоваться после 1 января, независимо от вступления в действие в узаконенном порядке тех постоянных учреждений министерства, путями сообщения, которые должны быть к услугам каждого гражданина.
Речь о деле Азефа, произнесённая в Государственной думе 11 февраля 1909 года в ответ на запросы № 51 и 52
Господа члены Государственной думы!
Прежде чем Государственная дума примет какое-либо решение по заявлению об азефском деле, я хочу поделиться с вами теми сведениями, которые правительство по этому делу имеет. Несмотря на только что высказанные соображения, заявление по этому делу представляется мне недостаточно обоснованным. Данные, на которых построено заявление, противоречат тем материалам, которые имеются в распоряжении правительства. Обвинения, которые вытекают из запроса, раздались впервые и раздаются и теперь всего громче из революционного лагеря. Поэтому я думаю, что Государственная дума, выслушав меня, может быть, найдёт, что в действиях правительства нет оснований для запроса о действиях незакономерных.
Если, господа, я не выступил раньше, то потому, что возводились против правительства голословные обвинения, я же хотел иметь в руках хотя какие-нибудь данные, против которых мог бы возражать, так как мне казалось, что те лица или партии, которые подняли дело об Азефе* в Государственной думе, хотят поставить правительство в положение невыгодное, сбить его на определённую позицию, которая дала бы заявлениям правительства желательную для противников его окраску. Эта позиция, это положение – положение стороны обороняющейся, став на которую правительство едва ли могло бы освободить свои объяснения от полемического оттенка.
Между тем дело Азефа – дело весьма несложное; и для правительства и для Государственной думы единственно достойный, единственно выгодный выход из него – это путь самого откровенного изложения и оценки фактов. Поэтому, господа, не ждите от меня горячей защитительной или обвинительной речи, это только затемнило бы дело, придало бы ему ведомственный характер; отвечая же лично на этот запрос, я хотел бы осветить всё это дело не с ведомственной, не с правительственной даже, а с чисто государственной точки зрения. Но, прежде чем перейти к беспристрастному изложению фактов, я должен установить смысл и значение, которое правительство придаёт некоторым терминам. Тут в предыдущих речах всё время повторялись слова «провокатор», «провокация», и вот, чтобы в дальнейшем не было никаких недоразумений, я должен теперь же выяснить, насколько различное понимание может быть придано этим понятиям. По революционной терминологии, всякое лицо, доставляющее сведения правительству, есть провокатор; в революционной среде (
Это приём не бессознательный, это приём для революции весьма вы годный.
Во-первых, почти каждый революционер, который улавливается в преступных деяниях, обычно заявляет, что лицо, которое на него донесло, само провоцировало его на преступление, а во-вторых, провокация сама по себе есть акт настолько преступный, что для революции небезвыгодно, с точки зрения общественной оценки, подвести под это понятие действия каждого лица, соприкасающегося с полицией. А между тем правительство должно совершенно открыто заявить, что оно считает провокатором только такое лицо, которое само принимает на себя инициативу преступления, вовлекая в это преступление третьих лиц, которые вступили на этот путь по побуждению агента-провокатора. (