Нам оставлено покаяние

Из дома ему помогали лишь в начальных классах. Когда же он решил учиться дальше, помощи ему ждать было неоткуда: родители жили совсем небогато, да и кроме него было еще четыре сына, также нуждавшихся в образовании. Коля учение не бросил, но продолжать его пришлось в условиях, которые для современного человека покажутся невероятными. Сразу же после обязательных уроков он, еще мальчуган, вынужден был идти сам давать уроки или помогать отстающим, но обеспеченным товарищам. За это ему несколько платили. Проведя несколько часов там, он прибегал на квартиру (за которую нужно было платить) и брался за подготовку своих уроков. Трудности увеличились, когда в это же реальное училище поступил и его брат Миша, помочь которому мог только один он.

Нужда, голод и холод были постоянным его спутниками во время обучения в школе. Зимой он ходил в легком бессменном пальто и в "штиблетах" даже без стелек.

Семья, из которой вышел батюшка, была православной. В вере воспитывались и дети. Но вера эта, как и у большинства простых людей, была внешней, традиционной, не имела под собой твердой духовной основы и ясного понимания существа христианства. Подобная вера, в лучшем случае, воспитывала честных людей, но, как полученная по традиции, без труда и искания, не имевшая личного опытного подтверждения, легко могла быть потеряна.

Это и случилось с батюшкой. Поступив в реальное училище, он с жаждой ринулся в изучение наук, наивно веря, что там скрывается истина. И слепая вера в науку легко вытеснила столь же слепую у него в то время веру в Бога. Однако скоро Коля увидел, что эмпирические науки вообще проблемами познания истины, вечности, бытия Бога не занимаются; вопрос о смысле жизни человека в них не только не ставится, но он и не вытекает из природы самих этих наук. Увидев это, уже в старших классах он со всем пылом своей натуры занялся изучением истории философии, в которой достиг столь больших познаний, что к нему приходили его же преподаватели для обсуждения различных философских вопросов.

Жажда знания была столь велика, что он часто, оставаясь в прямом смысле слова без куска хлеба, покупал на последние деньги книгу. Читать ее он мог только ночью. Он сидел ночи изучая историю философии, знакомясь с классической литературой и все с одной целью, с одной мыслью: найти истину, найти смысл жизни.

Чем взрослее он становился, тем обостреннее чувствовал бессмысленность этой жизни. Смерть – удел всех, как бы кто ни жил. Для себя жить нет смысла, ибо я все равно умру. Жить для других? Но другие – это такие же смертные "Я", смысла жизни которых, следовательно, нет также. Зачем же живет человек, если ничто не спасает ни его, ни кого-либо в мире от смерти?

В 1914 г., двадцати лет, он блестяще оканчивает реальное училище, но без радости выходит из него. "Изучение философии – говорил он в конце жизни – показало, что каждый философ считал, что он нашел истину. Но сколько их, философов, было? А истина одна. И душа стремилась к другому. Философия – это суррогат; все равно, что вместо хлеба давать жевать резину. Питайся этой резиной, но сыт будешь?

Понял я, что как наука не дает ничего о Боге, о будущей жизни, так не даст ничего и философия. И совершенно ясен стал вывод, что надо обратиться к религии". (Здесь и далее цитируется с магнитофонной записи.)

Разуверившись и в науке, и в философии он поступает в Психо-Неврологический институт в Петрограде, надеясь там найти ответ на вопрос о сущности человека. Но здесь его постигло разочарование еще большее, нежели в реальном училище. "Я увидел: психология изучает вовсе не человека, а "кожу" – скорость процессов, апперцепции, память... Такая чепуха, что это тоже оттолкнуло меня".

Окончив первый курс, он вышел из института. Наступил окончательный духовный кризис. Борьба была столь тяжелой, что стала приходить мысль о самоубийстве.

И вот однажды летом 1915 года в Вышнем Волочке, когда Николай вдруг ощутил состояние полной безысходности, у него как молния промелькнула мысль о детских годах веры: а что, если действительно Бог существует? Должен же Он открыться? И вот Николай, неверующий, от всей глубины своего существа, почти в отчаянии, воскликнул: "Господи, если Ты есть, то откройся мне! Я ищу Тебя не для каких-нибудь земных, корыстных целей. Мне одно только надо: есть Ты, или нет Тебя?" И Господь открылся.