Нам подскажет земля

— Он уже здесь, — сказал следователь, взглянув на часы. — В этом он пунктуален: обещал прийти в половине восьмого, значит — точка. Пошли к нему, поразмышляем…

Байдалов действительно был у себя. Чисто выбритый, пахнущий одеколоном, в наглаженной светло-коричневой гимнастерке, он выглядел бодрым, веселым. От вчерашней озабоченности не осталось и следа. На лице довольная улыбка и какое-то горделивое выражение, словно он наблюдает себя со стороны.

— Здорово, орлы, — ответил Байдалов на приветствие Гаевого и Рыбочкина. — Прошу садиться. Давайте, как всегда, порассуждаем…

Он встал из-за стола, прошелся по комнате, с явным удовольствием потирая руки. Ему не терпелось что-то сказать, но он до поры до времени старался сохранить свою тайну. Гаевой заметил перемену в настроении капитана и сразу спросил:

— Вы принесли хорошие новости, Алексей Тимофеевич?

— А мне бы хотелось узнать ваши мысли о вчерашнем происшествии, — словно не слыша вопроса, заговорил Байдалов. — Что вы скажете, Илья Андреевич?

— Меня очень интересуют мандарины. Откуда они взялись? И потом, почему в трех местах лежат кучки мандариновых корок?

— Ну-ну, — насторожился Байдалов, — дальше?

— И еще одна деталь: разбитая у двери бутылка. Пол в буфете вымыт недавно, минут за несколько до происшествия. А потом разбили бутылку. Вмятина на стене и направление упавших осколков показывают, что бутылку бросили со стороны прилавка, то есть левее стола буфетчицы…

— Совершенно верно, Илья Андреевич, был третий человек, — не вытерпел Байдалов, усаживаясь за стол.

— Кто? — вместе спросили Гаевой и Рыбочкин.

Капитан помедлил, достал из лежавшей на столе пачки «Казбека» папиросу, закурил и начал:

— Вчера я был в больнице. Буфетчица жива, но очень плоха, все еще не приходит в сознание. Пуля прошла на сантиметр выше сердца и застряла где-то у самого позвоночника. Кажется, безнадежно…

— А чеченка?

— Эта все время плачет. Рассказывает, что к Тоне — так зовут буфетчицу — каждый день приезжал на серой «Победе» шофер Никита. Фамилии не знает. Где работает — не знает, говорит, что директоршу в Тбилиси возил. Спрашиваю: какой из себя этот Никита? «Красивый», — отвечает и опять в слезы. Я к ней: чего плачешь? Она говорит: «Жалко, они хотели пожениться». Короче говоря, — Байдалов победно выпрямился, — я выяснил личность этого парня. Никита Орлов — шофер директора обувной фабрики. Во время грозы он приехал к буфетчице Тоне Назаровой на директорской «Победе», угощал мандаринами. Уборщица пошла по воду (ей нужно было идти через улицу), а когда вернулась, «Победы» возле дома не оказалось, а в буфете лежала Тоня в луже крови… И вот теперь — ни машины, ни шофера.

— Тогда ясно! — вставил вдруг Рыбочкин.

— Что ясно? — не понял Байдалов.

— Буфет ограбил этот самый шофер Никита. Всю весну ездил, высматривал, флиртовал с буфетчицей, а потом… И день-то выбрал подходящий — после зарплаты, когда выручка крупнее…

— Не спешите с выводами, лейтенант, — усмехнулся Байдалов.

Как-то очень настойчиво и тревожно затрещал телефон. Капитан поднял трубку.

— Слушаю. Что? Когда? Сейчас еду. — Он вдавил окурок в мраморную пасть пепельницы и сообщил: — Этой ночью ограблен промтоварный магазин. Мы выезжаем туда…

* * *

Опять по улицам города понесся темно-синий милицейский «газик». Теперь в нем сзади вместе с Гаевым и Рыбочкиным сидел проводник служебно-розыскной собаки лейтенант Гигиев. Крупная серая с подпалинами овчарка нетерпеливо повизгивала. Гигиев гладил ее жесткую шерсть на загривке, успокаивал:

— Спокойно, Дези, спокойно… — И добавлял по-чеченски: — Сабурдела[1]…

Собака настороженно прядала ушами, приседала на задние лапы, потом снова вскакивала, принюхиваясь влажным черным носом.

Солнце поднималось выше и казалось жарче, чем вчера, будто прошедшая гроза надраила его, как старательная хозяйка медный таз. Быстро просыхали лужи, над землей стелился пар, отчего дышалось трудно, точно в парной.

В машине все молчали. Байдалов, сидя рядом с шофером, курил одну папиросу за другой…

На месте происшествия их встретили начальник райотдела милиции майор Арсанукаев и участковый уполномоченный старший лейтенант Магомедов. С ними была заведующая магазином, высокая и сухая женщина средних лет. Она испуганно моргала заплаканными глазами, никак не могла представить себе, что есть такие паразиты, которым ничего не стоит убить человека.

Арсанукаев, горбоносый, подвижный, в белом чесучевом кителе, сердито размахивая кулаком, говорил с сильным чеченским акцентом:

— Вай, вай, падлэц какой, что изделал… Стрелят на-да!.. Вот, ей-бо, свольч!.. Пойдемте сюда, — пригласил он, открывая калитку.

Магазин — одноэтажное каменное здание — стоял на небольшой площади, к которой широким веером сбегало несколько улиц. Метрах в ста от него проходила железная дорога. По ней часто с оглушительным грохотом проносились тяжелые поезда, оставляя за собой длинный шлейф дыма.

На деревянном крыльце магазина в черном пальто и кирзовых сапогах лежал сторож.

— Убили, свольч, — опять ругнулся Арсанукаев.

— Чем? — Байдалов шагнул к трупу, который уже осматривали Гаевой и Рыбочкин.