А вдруг он все уже передумал и решил не связываться со мной? Сердце предательски екает, заставляя меня натянуться струной. Вдруг жалеет? Или еще хуже, сделает вид, что ничего не было. Провожу ладонью по груди, как будто так смогу удержать нарастающую боль и волнение. Ушел? Может работа?
Не то, чтобы я хотела утренних ласк, хотя вру, это тоже…но…
Перекатываюсь на спину, укутываясь в одеяло поплотнее, когда сталкиваюсь с внимательным взглядом Никиты. Мужчина стоит, опершись о дверной косяк, соблазнительно улыбаясь. Один взгляд, и кто-то словно в жаровню опустился, покраснев до кончиков волос. Никита смотрит на меня так, что я полыхаю, спускаюсь взглядом ниже, не в силах отвлечься от манящих губы, дарящих трепет до кончиков пальцев.
Волна успокоения вместе со смущением тут же затапливает тело, я расслабляюсь и натягиваю одеяло аж на подбородок. Потому что несмотря ни на что, я все же девочкой была, а тут такой вид. Ох..какой вид, на накаченный пресс, плотно огибающие тело мышцы, играющие при каждом, даже незначительном, движении. Мощные руки, усыпанные мелкими шрамами, и один ярко выделяющийся на предплечье, приводящий меня в животный ужас.
—Я прямо вижу, как мысли роятся в твоей голове,— шепчет, плавной походкой хищника двигаясь в мою сторону. Я задерживаю дыхание и кусаю многострадальные губы, которым и так досталось, Никита ночью особо не церемонился конкретно с ними. Жалил, кусал, слизывал.
—Все хорошо? — с перепуга кидаю ему, сжимая бедра. Он изгибает бровь и наклоняет голову. Манит, так и манит, чертяка.
—Это я должен у тебя спросить, все ли хорошо, а то по твоему лицу, по меньшей мере, можно подумать все, что угодно, — усаживается у моих ног, а затем плавно ведет рукой по ногам, скрытым одеялом.
Замираю на мгновение, следя за его движениями. Под одеялом я голая, абсолютно. Он не же не будет сдирать с меня его?
—Все хххорошо, наверное, — по телу проносится стадо мурашек, волосы на загривке встают дыбом. Он просто касается меня рукой, просто касается, а я вся похожа на оголенный нерв.
—Ты себя нормально чувствуешь? — продолжает подниматься выше и выше, рука плавно ложится на грудь, немного сжимает. Дыхание спирает, воздух застревает в глотке. В глазах Никиты бесенята прыгают, а сам он так и сдерживается, чтобы не засмеяться. Ну понимает ведь все, зачем специально смущает?
—Да, вроде бы, — мужчина наклоняется, чтобы рывком поднять меня руки, усаживая на колени. Даже пискнуть не успеваю, одной рукой цепляюсь за плечо Никиты, спина у меня голая, зато второй я сдерживаю одеяло у груди, продолжая краснеть, бледнеть, все сразу.
Жук! Ты жук! По телу проходится сладкая истома, перебивающаяся желанием спрятаться в темной комнате. Не то, чтобы я смущалась своего тела, нет. Просто так я еще ни перед кем не красовалась. И если вчера я смутно соображала, то сейчас...да и сейчас я смутно соображаю, но при свете дня все рисуется другим. И впечатления от происходящего тоже немного острее. Ярче.
—Ну что за девочка, а? — шепчет в губы, перехватывая мою руку. Одеяло оседает у бедер, а грудь окутывает прохладный воздух, заостряя соски. Мужчина большим пальцем проводит по ним, как по маслу водит плавно, заставляя прогибаться в спине и выдавать нечленораздельные звуки. Ну что он делает со мной? Прикрываю глаза и лениво облизываю губы, стараясь не растерять последние остатки мозгов, заплывающих нежностью и трепетом. —Не вздумай прятаться от меня.
Потом до меня доходит смысл вопроса. То есть это о чем это он? Может кто-то и привык, что бабы перед ним ноги раскидывают в обе стороны, но это точно не я.
—У тебя есть претензии какие-то?
Никита опускается к шее и ведет губами к мочке, царапая нежную кожу своей щетиной.
—О, тут попробуй выскажи претензию, сразу отхватишь, так что нет, Светлана Арслановна, у меня претензий нет. Есть просьба, — нашептывает в ухо, после чего целует так, что я теряю весь разум, просто растекаюсь перед мужчиной лужицей.
—Какая?
Никита перехватывает лицо за подбородок и уже без шуток проговаривает, но голос при этом нежный, хоть и твердый.
—Я с твоим отцом поговорить хочу сам, чтобы узнал обо всем от меня лично, а не от прислуги или еще какого доброжелателя.
Вглядываюсь в него, примечая мельчайшие морщинки. Слова доходят до меня не сразу, но как доходят, я начинаю нервничать. Скрываться и прятаться? Пока что?
—И что ты предлагаешь? — слова застревают в глотке. Если скажет, что не показывать виду на людях, я начну его сейчас же душить!
—Ты заметила, что вчера мы с тобой сорвались прямо в коридоре?
Я вообще ничего не заметила, ровно, как и не заметила, как довела его до сумасшествия, и сама чуть не слетела с катушек.
—Оу.
Никита многозначительно смотрит на меня, продолжая поглядывать на колышущуюся от рваного дыхания грудь, одной рукой так и удерживает подбородок, а второй водит по животу, вызывая предательские мурашки. Жук!
Жар внизу живота разгорается адский. Ерзаю на месте.