Читаем Нам судьба обязана счастьем полностью

Ты должна беречь свое здоровье, этим ты ведь оздоравливаешь нашу любимую будущую деточку. Ведь наша детка должен быть толстеньким, а без твоего здоровья он здоровым не будет. Я тебя очень прошу, чтобы ты мне написала, что ты все это будешь выполнять.

Раиночка милая, я тебе скоро вышлю свою справку из части. Ты не забывай, что после родов тебе придется менять фамилию. Во время записи ребенка, я думаю, тебе будет легче всего это сделать. Когда ты будешь ехать ко мне, ты должна уже быть на моей фамилии – это нужно обязательно. Теперь еще, моя дорогая, подумай с Генрихом насчет той телеграммы, о которой я писал. Если ты сумеешь это сделать и притвориться как-нибудь, то, возможно, я приеду на недели две домой. Если бы ты знала, как мне хочется побыть с тобой!

Раиночка моя, и последнее, что я тебя попрошу, постарайся меня вызвать к телефону в Баку с главной телефонной станции. Может быть, меня отпустят. Только постарайся в воскресенье.

Ну вот, на этом пока все, сегодня ночью, наверное, получу от тебя другое и завтра же на него отвечу. Моя любимая, я тебя умоляю, пиши побольше и каждый день. Будь уверена, что я живу только тобой и для тебя, первая мысль – это ты, моя любимая, твой милый хорошенький образ.

Целую тебя, крепко, крепко,

Тебя любящий, вечно твой Маркс

Целую маму, папу. Привет родным, а также передай привет в квартире.

Марк – Рае

15/XI-<19>40


Милая, любимая моя Раиночка!

Сегодня я получил твое второе письмо. Мне ведь так здесь тяжело, особенно от того, что тебе очень трудно там одной. Я ведь единственный, кто тебе сочувствует и понимает. Я никогда себе не представлял, что могу быть таким беспомощным. Ведь я не могу тебе ничем помочь, кроме писем, но ты, моя дорогая, знай, что, хотя я здесь далеко от тебя, но я разделяю твои мучения. Но ведь тебе нельзя переживать, а наоборот, ты должна укреплять свое здоровье. Тебе ведь, моя миленькая, придется некоторое время одной оберегать нашего дорогого детку, который должен быть толстенький, а для этого и тебе нужно немного потолстеть.

Я хочу, моя хорошенькая, чтобы ты мне описывала краткое содержание всех прочитанных тобой книг, ведь мне здесь абсолютно нечего читать. Книг здесь нет, кроме мелких брошюр, а если бы даже были, все равно нет времени читать, ведь я все свободное время пишу тебе. Если была бы возможность, я бы даже 2 письма отсылал бы в день, может в дальнейшем обстановка изменится, когда нас немного «обучат» и, возможно, переедем в другое место.

Раиночка, я вчерашнее письмо, которое опоздал тебе послать с нашей почтой, сегодня отправил через нашего командира, который уехал сегодня в город. Оно будет доплатное, зато ты его получишь быстрей, ведь у нас нет большего счастья, чем чаще и быстрей получать письма. Если у меня будет в какой-либо день задержка, то ты знай, что это не моя вина…

Раиночка, ты интересовалась, откуда я взял чернила – это у моего соседа есть самопишущая ручка, а чернила ему купил наш комиссар. Вот я ей и пишу, конечно лежа на постели, а столом мне служит небольшая фанерка, но это пустяки, не в этом суть.

Милая Триленька, я вчера написал всем родным по письму и просил их приходить к нам. Но если кто-нибудь из них не придет, ведь это не большая беда, верно ведь?

Теперь насчет твоего приезда. Разве ты не читала указ правительства, что жены военнослужащих имеют право переезжать в любой город, где находится их муж, и по первому их требованию предприятие обязано им выдать расчет. Я также уже говорил с комиссаром, который обещал мне помочь. Комнату, говорят, здесь легко найти, но ты права, об этом мы еще успеем поговорить.

Милая Раиночка, моя хорошенькая, пусть тебе больше не приходят в голову такие глупые мысли, что я тебе мог бы изменить. Во-первых, нас в город не пускают и неизвестно, когда будут пускать. Я просил сходить узнать адрес родных, и то не пустили. И знай, что я своим клятвам вечно буду верен, ведь я тебя люблю искренней любовью. Вот я боюсь, что ты после родов можешь мне изменить, но пока я тебе верю и надеюсь, что между нами это не случится, ведь мы же любим друг друга настоящей любовью. Я не представляю, чтобы ты могла себе это позволить.

Милая моя, если мы в крайнем случае решим, что тебе здесь нельзя быть, ты хоть на некоторое время будешь приезжать ко мне. Я предполагаю, что скоро-скоро, как только наш маленький хорошенький карапузик сможет приехать к папке, ты обязательно приедешь, чего бы это ни стоило.

Ну вот, любимая моя, пока кончаю. Мне опять на дежурство. Буду опять все время мечтать о тебе. Жаль, что ты будешь спать и не знать этого. Завтра вечером напишу следующее. Сегодня думаю получить 3-е твое письмо, потом 4-е, и так ежедневно.

Ну пока, до следующего разговора в письмах.

Целую тебя крепко, крепко и также целую нашего карапузика.

Тебя любящий, твой Маркс.

Целую маму, папу, привет всем, кто нами интересуется.

P.S. Раиночка, ты почему целуешь только мои глаза, ты больше ничего не хочешь целовать, да.

Маркс

Марк – Рае

16/XI-<19>40


Любимая моя Раиночка!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное