Итак, Королева теперь запрещает нам нюхать его. Жадная сука хочет оставить все себе. Она целыми днями сидит на своем троне, обкурившись жемчужно-белого добра, похожая на Тони Монтану. Но не в этот раз. Это мой последний день. После семисот сорока семи лет и чести быть Оберфеей лагеря зубных фей Освенцима, я ухожу на пенсию.
Первая остановка – дом Джимми Джессопа. Он потерял передний зуб, раскусив черствый батончик. К счастью для него, это был один из его молочных зубов. Мы всегда оставляем немного больше зеленых купюр, когда зуб выпал по недосмотру. Утром Джимми проснется с хрустящей двадцаткой под подушкой. Не то, чтобы он в этом нуждался; похоже, у парня все хорошо. У него хороший дом, прямо в центре пригорода. Такой, в котором я бы не отказался провести свою пенсию.
Одинокий дом расположен под обширной тенью огромного дуба. Белая изгородь окружает участок. Он красивый, но я бы установил по его верху колючую проволоку, чтобы отгородиться от кошек и иностранцев. Да, я определенно вижу себя живущим в таком доме. Интересно, есть ли у него дворецкий? Я бы завел.
Он оставил окно своей спальни слегка приоткрытым. Глупый пиздюк. Я не одобряю такую беспечность. Никогда не знаешь, какой извращенец проберется сюда, если представится хоть пол шанса. Я поправляю яйца в кружевных трусиках, застегиваю розовую пачку и пояс для инструментов и пытаюсь протиснуться в щель. Протиснуться получается с трудом. Признаюсь, я уже не такой стройный, как раньше, но я втягиваю свое пузо и с ворчанием оказываюсь внутри. Джимми храпит в своей кровати. Аппарат для лечения апноэ сна тихонько жужжит рядом с ним. На матрасе валяются обертки от шоколадных батончиков и смятые пакеты с сухариками. Он похож на раздувшегося слона, застрявшего на вершине гребаной свалки.
Мне нравится возиться со спящими толстыми детьми. Я подхожу к аппарату и отсоединяю сопло, подающее воздух в его маску. Я расстегиваю пачку, оттягиваю трусики в сторону, чтобы обнажить свою надутую, ярко-оранжевую задницу, и пукаю. Мой пук скачет по резиновой трубке. Метеоризм феи – это ядовитое вещество. Мы постоянно использовали его в Освенциме, но об этом вы наверняка не прочтете ни в одном учебнике истории. Я ухмыляюсь и снова присоединяю трубку. Широко раскрыв глаза, я наблюдаю, как блестящие фекалии танцуют в прозрачной маске, прежде чем исчезнуть в раздутых ноздрях Джимми. Он задыхается и с силой втягивает воздух в легкие.
Хватит возиться, я хочу забрать его зуб. Эмалевый самородок лежит у него под подушкой, запечатанный в пакет с молнией. Уф. Мои маленькие пальчики никогда не могут их открыть. Я беру свой нож Стэнли и разрезаю пластик. Джимми был ленивым маленьким засранцем и не чистил зубы должным образом. Зуб желтый и с большой кариозной полостью. Тем не менее, я засовываю двадцатку под подушку и отхожу к столу в углу. Я достаю свой молоток, чтобы раздробить свой приз. Джимми вздрагивает от шума, когда я крошу зуб в мелкую пыль, но не просыпается. Чомпер имеет уродливый цвет из-за гнили. Я бы предпочел чисто белый, но мне все равно хочется попробовать товар. Я затыкаю одну ноздрю и втягиваю длинную полоску.
Чомпер с ревом врывается в мои пазухи, и я откидываю голову назад.
Мой наливающийся член борется за свободу, прижатый к мягкой ткани моих трусиков. Он внезапно высовывается из пачки, слюнявя смазкой головку из расширенной дырочки. Мой член может быть длиной всего лишь с ноготь большого пальца человека, но в мире фей это очень впечатляющий размер. Я даже раздрочил им задницу Тинкербелл, когда мы встречались. Теперь ей приходится летать с колостомическим мешком, и она по-прежнему отказывается со мной разговаривать.
- Я, блядь, долбаная машина для траханья фей! - кричу я.
Но сначала я хочу еще немного Чомпера.
Крепко сжимая молоток, я выныриваю из-за стола и подлетаю к пухлому лицу Джимми. Я срываю с него маску. Глаза Джимми распахиваются, и он издает девчачий крик, увидев меня, парящего над ним, как ангел смерти. Прежде чем он успевает осознать этот кошмар, я обрушиваю молоток на его рот, разбивая зубы, губы и челюстную кость. Удар за ударом, и нижняя часть его пухлого лица проваливается внутрь, как воронка. Из его изуродованной челюсти хлещет кровь.
Он пытается ухватиться за лоскуты подкожного жира, которые были его щеками. Осколки зубов протыкают его кожу, и великолепные багровые полосы расписывают стены спальни.
- Дай мне ебаные зубы, жирная дрянь! - кричу я ему.
В его глазах собрались лужи страдальческих слез, но мне плевать. Я хочу Чомпер. Сейчас я жажду его больше всего на свете. Мой сапог со стальным носком находит его дрожащий, мягкий подбородок, и я одновременно выбиваю несколько зубов из его окровавленных десен.
- Мамочка, мамочка! - Джимми вырывает слова из своего разинутого рта, как кончающая после групповухи шлюха.