Нам здесь не место

— Bueno, — говорит он, бросает на нас взгляд и переходит к делу: — Восемьдесят песо за ночь.

— Там написано, что сорок, — возражаю я ему.

— Неправильно написано. Восемьдесят, — настаивает парень. — С каждого. За это получите одеяло, койку и безопасность. — Собака бросается в нашу сторону, ее громкий лай эхом отдается от стен.

Пульга смотрит на пса как загипнотизированный.

— У нас только сорок… — говорю я парню.

Тот с головы до пят осматривает Пульгу, будто прикидывая, насколько тот слаб и может ли стать легкой добычей.

— Да неужели, пацан? У вас случайно оказалось ровно сорок вшивых песо? — Он смеется. — Ты, наверное, думаешь, что я вчера родился. Уж кое в чем я разбираюсь, не зря тут живу. Но дело ваше. И удачи.

— Мы просто хотим где-нибудь отдохнуть, — говорю я.

Парень пристально смотрит на меня. Изучает мое лицо, хоть я смотрю вниз, надвинув на лицо козырек бейсболки.

— Я знаю, что у вас есть еще деньги, — насмешливо произносит он. — Будете тратить мое время, станет еще дороже. И… Я же знаю, вам действительно нужно где-то остановиться, так? С таким симпатичным личиком, как у тебя… пацан, нельзя ночью оставаться на улице.

Я медленно поднимаю глаза, наши взгляды встречаются, и он, убедившись в правильности своей догадки, с улыбкой кивает:

— Да уж. поверь мне, ты не захочешь оказаться там НОЧЬЮ.

Я чувствую, как от страха по телу начинают бегать мурашки, и внезапно понимаю, что зайти сюда было плохой идеей. Сколько ни дай этому человеку, все будет мало, чтобы купить себе безопасность. Я оглядываюсь туда, где за двором виднеется улица, и говорю:

— Ладно, сейчас вернемся. Я только брату попить куплю.

Парень с подозрением глядит на меня:

— Да незачем. Питьевая вода тут есть.

— Мне кажется, ему сейчас лучше спортивный напиток взять.

— Они тоже у меня есть. По лучшей цене в городе.

— Мы сейчас вернемся, — повторяю я, медленно пятясь и увлекая Пульгу за собой.

— Я же говорю — незачем.

— Нет, правда, мы сейчас! — выкрикиваю я, поворачиваюсь и быстро иду через дворик.

Но парень уже что-то орет нам и идет следом.

— Быстрее, Пульга, пожалуйста, — говорю я другу. Что-то в моем голосе, наверное, страх, выводит его из транса, и он прибавляет шагу.

То же самое делает и преследователь. Тогда мы бросаемся бежать. Он бежит за нами и кричит:

— Эй, эй! Ладно вам, пацаны! Подождите!

Мы наддаем, и когда я оглядываюсь, вижу, что мужчина остановился на довольно большом расстоянии. Он мгновение смотрит на нас, потом разворачивается и идет назад к своему хостелу.

— Он ушел, — говорю я Пульге, который теперь смотрит на меня громадными от страха глазами.

Мы ныряем в проулок возле маленькой закусочной, посетители которой таращатся на нас из-за окна.

Я чувствую себя каким-то бродячим псом или ненужным старьем, годным только на то, чтобы его выбросили. Зато отсюда видна церковь, и от этого мне становится легче. Я собираюсь сказать Пульге, что надо идти туда, когда снова вижу мужчину из гостиницы. На этот раз при нем его собака, и он рыщет глазами вдоль улицы.

Пульга хватает меня за руку в тот самый миг, когда собака, заметив нас, начинает лаять. Парень оборачивается, и мы срываемся с места. Но мои ноги совсем ослабли и еле двигаются. Чем быстрее я пытаюсь их переставлять, тем медленнее движется мир вокруг. Голова кружится, дыхание короткое, судорожное. Меня будто расщепило надвое: тело бежит отдельно, а душа плывет над ним, тяжелым и неповоротливым. Потом душа возвращается на место, и я ускоряюсь, однако меня по-прежнему ведет, словно наполненный гелием шарик.

Но вот и церковь, она совсем рядом, и я показываю на нее, потому что не могу говорить. Если заговорю, дыхание собьется, а допускать этого нельзя, нужно еще немного прибавить, ведь собака лает так громко, так резко, что этот звук царапает барабанные перепонки и эхом отдается в голове. Я оглядываюсь и вижу Пульгу. Собака прямо за ним. Он, спотыкаясь, поднимается на первую, вторую, третью ступеньку крыльца. Собака все лает и лает, а потом набрасывается на моего друга и вонзает зубы в его плечо.

Пульга вопит от боли. Я тяну его к себе и ору на пса. Он по-прежнему терзает плечо Пульги, хотя я пинаю животное и кричу. Теперь и парень тянет пса за ошейник, но тот не отпускает.

Дверь церкви распахивается, и оттуда с криком вылетает монахиня. В руках у нее пистолет.

— Быстро забери собаку! — кричит она.

Парень дергает за ошейник, орет на пса и отдает ему какую-то команду. Собака наконец разжимает челюсти.

— И хватит натравливать своего пса на людей, desgraciado, паршивец! — грозит парню монахиня.

Тот что-то шипит сквозь зубы, но забирает пса и тащит прочь.

Монахиня спешит к стонущему Пульге. Кровь просачивается сквозь его рубашку.

— Идем, nino. Идем, мальчик, — говорит Она. Потом добавляет: — Вот, держи, — и сует мне пистолет. — Он ненасуоящий. — С этими словами она помогает мне поднять Пульгу и завести в храм.

Он держится на ногах, но стонет от боли. Я помогаю ему, пока мы идем через церковь. Бронзовое распятие ярко сияет, сверху на нас смотрят святые.