Нам здесь жить

– Благодарю тебя, господи, что услышал меня, да еще дал знак. Теперь мы спокойны и… пожалуй, поедем, – он повернул голову к Ивану Акинфичу. – Прощевай, боярин. Насчет смертушки нашей, упомянутой тобой, ты напрасно. Но за это мы с тобой поговорим когда-нибудь попозжей. А на будущее прими бесплатный совет: ты и без того с нами успел обгадиться по самые брови, посему не усугубляй. Бо, ежели чего, я в следующий раз лично тобой займусь и таки успею устроить тебе печальную жисть на фоне разнообразных гнусных гадостей. Быть тебе тогда, дядя, бессменным дежурным при общественных туалетах княжеских конюшен.

Иван Акинфич, молча все выслушав, направился к своей лошади, но его остановил вышедший из леса Улан.

– Я тебя кое о чем попросить хотел, – мягко пояснил он и что-то прошептал ему на ухо. Боярин недоуменно вытаращился на него, но переспрашивать не стал, согласно кивнул.

…Некоторое время друзья ехали молча. Первым разжал рот Петр, вообще не любивший долгого молчания, и поинтересовался, что на прощание сказал Ивану Акинфичу Улан. Тот весело улыбнулся:

– Надо ж было как-то отвлечь его мысли от Липневки, вот и попросил, чтобы он не убивал Джавдета, если встретит его у Сухого ручья. Пусть у него теперь извилины в другую сторону завиваются.

– Зря опасаешься, – хмыкнул Петр. – Ему и подтверждения всевышнего за глаза.

– Думаешь, поверил? – усомнился Улан.

– Железно, – заверил Сангре. – Видел бы ты его глаза, когда эти патроны бабахнули. В нынешнее время такая шарлатанская приправа самая убедительная, так что не сомневайся.

– И на будущее полезно, – подхватил Улан. – Глядишь, в другой раз боярин, припомнив, как внимательно господь прислушивается к твоим просьбам, поостережется катить на нас бочку.

– В какой другой? – насторожился Сангре, с подозрением покосившись на друга. – Вроде бы мы, согласно твоему третьему варианту, будем работать совсем в других местах. Или ты боишься, что у нас и там ничего не выйдет?

– Наоборот, надеюсь, что мы раздобудем порох, – пожал плечами Улан. – Но ты не забыл, где находится островок?

– А ведь и правда, – согласился Петр. – Не, ну прямо убиться веником. Изумляюсь я с тебя, Уланчик. Такой умный, аж завидки берут. Ей-богу, мне порой становится стыдно за свою неумелость и тупость.

– Я не умный, а предусмотрительный, – поправил друга Улан. – А прежде чем стыдиться вспомни, сколько всего ты напридумывал, в том числе совсем недавно, со слабительным, – и, похлопав друга по плечу, проникновенно заметил: – Старина, ну нельзя же во всем быть совершенством.

Петр крякнул и махнул рукой:

– Да ладно, это я так, слегка поворчамши, чтоб тебе возле меня жизнь медом не казалась, – и он, вернув разговор к боярину, стал вслух прикидывать, когда именно подействует на него зелье Заряницы…Иван Акинфич долго смотрел вслед своим похитителям, накрепко фиксируя в памяти направление, в котором они двинулись. Затем, усмехнувшись, хлопнул себя по лбу. Ну и дурень! Они ж на санях, а от них след ох как приметен. Он удовлетворенно кивнул, глядя на хорошо видимый след от полозьев, двумя четко очерченными полосами уходивший в обе стороны. Ох, хорошо! И к своим возвращаться – не заплутаешь, и в погоню идти – тоже не скроются. Лишь бы господь непогоду попридержал.

Пустив коня вскачь, он прикинул, что должен суметь за полночь добраться до своих. Все-таки на санях и верхами – существенная разница в скорости. Получалось, если завтра поутру, чуть свет, ринуться со всем десятком обратно, то, пускай не тем же вечером, но следующим или через один, должно получиться догнать беглецов и тогда…

Однако мечтал он о сладкой мести недолго, поскольку в брюхе урчало все более требовательно и негодующе. Некоторое время боярин продолжал терпеть, наконец не выдержал, остановил коня – благо кругом лес, далеко отходить не требовалось – торопливо облегчился и вновь кинулся к лошади.

Увы, живот умолк ненадолго. Не прошло и десяти минут, как новый острый позыв опять заставил его останавливаться и спешиваться. А дальше пошло-поехало. Случалось, он и в седло не успевал забраться, как вынужден был заново привязывать поводья и снова развязывать гашник^[19] на штанах. Перерывы случались, но недолгие – от силы на пять, максимум десять минут.

Меж тем стемнело. Окончательно измучившись и остановившись близ ельника, боярин в очередной раз присел на корточки и тут, наконец, вспомнил о своем обещании, а также о громовом раскате, подтверждающем, что просьба этого, как его там, Петра услышана и господь взялся сам проследить за клятвой Ивана Акинфича.

Мрачно натянув штаны, он с тоской покосился на небо, на котором давно загорелись первые звезды. Полная луна светила достаточно ярко, ехать да ехать, ибо ее мутно-белесого света вполне хватало, чтоб не сбиться с пути, но…