– Знаю я про них, – перебил Кейстут и пренебрежительно поморщился. – В бою, к тому времени, когда ты заново взведешь тетиву, я из доброго литовского лука выпущу целый десяток стрел.
– Не спорю, по скорострельности им с луками нечего и тягаться, – покладисто согласился Петр. – Но нам с другом они как-то привычнее. А про тетиву ты верно сказал – тугая. Натянуть ее одними руками нечего и думать – кожу с пальцев сорвешь. Не зря ж для ее взвода крюк особый сделали, а на конце ложи еще и стремя, чтоб ногами в него упираться, пока руками за этот крюк тянуть будешь. Словом, морока. Вот мне и подумалось: если Локис с Вилкасом и впрямь столь сильны, то, наверное, смогут управиться с натяжением тетивы одними руками, и тогда скорострельность будет увеличена в разы, а это, согласись, весьма поможет при штурме замка.
Здесь он не лгал – у него и впрямь возникла кое-какая мыслишка насчет использования могучей силы братьев-жмудинов, чтобы сократить время на зарядку арбалетов.
Улан, внимательно следивший за ходом их беседы, вовремя подхватил эстафетную палочку:
– Но для начала надо проверить силу твоих воинов. Если у них, как и у немцев, не хватит силенок, об остальном и говорить ни к чему.
Кейстут надменно выпрямился на своем кресле, упершись затылком в подголовник. Сравнение литвинов с какими-то немцами возмутило его, и он сердито выпалил:
– У каждого из них достанет сил на два самострела, и еще останется!
– Тогда может и впрямь лучше всего передать их нам до штурма Христмемеля. Сдается, так распорядиться ими для общего дела куда полезнее простой казни. Ну-у, а дальше как судьба…
Кейстут вновь задумчиво потер лоб, прикидывая.
– Лиздейка будет недоволен, – вздохнул он. – Оплошай они не на охране святилища, а где-нибудь в другом месте, иное, а тут… Впрочем, думаю, он смягчится, узнав, для чего они вам понадобились. Ладно, будь по вашему. Но помните: если взять замок не удастся, придется вам самим оправдываться перед ним, – он усмехнулся. – И боюсь, убедить его окажется значительно труднее, нежели вайделотку Римгайлу.
– Дались тебе эти литовские мужики! – набросился на Сангре Улан, едва они оказались в своей комнате. – Дура лэкс, сэд лэкс. Надеюсь, еще не забыл перевод?
– Само собой! – бодро кивнул Сангре. – Закон дурак, но без закона никак[27]
. А причем тут это?– При том, что Кейстут хочет поступить в строгом соответствии со своим законом, пускай и жестоким, а ты начал ему мешать.
– Ты ж сам меня поддержал, – изумился Петр.
– А куда деваться?! – огрызнулся Улан. – Мы с тобой теперь как шестеренки на одной оси, и выбор невелик: либо крутимся в одну сторону, либо у обоих зубья полетят. И зубы тоже.
– Уланчик, не надо так расстраиваться, ты же не рояль, – жалобно попросил Петр. – И будь ласка, оставь громкие ноты для гуслей. Если ты сейчас перестанешь тарахтеть, твой друг скажет тебе за очень серьезное.
– Вначале я тебе скажу и тоже очень серьезное, – не унимался тот. – Во-первых, теперь Кейстут припер нас с тобой к стенке, и без взятого Христмемеля нам отсюда дороги нет. Да ты и сам слыхал о его предупреждении. Между прочим, этот Лиздейка у литвинов самый главный криво, то бишь верховный жрец. И в отличие от Римгайлы его сердце в случае нашей неудачи тебе не смягчить…
– Оно и понятно, – пожал плечами Сангре. – Я ж работаю исключительно с противоположным полом, а он…
– Да не в этом дело. Я к тому, что нрав у него весьма и весьма жесткий. И убежать от него навряд ли получится – говорят, он и впрямь кое-что может.
– В смысле?
– В смысле колдовства.
– Ты всерьез?! – изумленно уставился на друга Петр.
– Я привык доверять фактам, – пояснил Улан, – а они говорят следующее. Прошлым летом главный маршал ордена решил устроить большой набег на литовские земли, причем одновременно в четырех местах, для чего разделил свое войско на четыре отряда. Не знаю, какие боги помогли этому криве узнать о намерениях маршала, но помогли. Мало того, Кейстуту не хватало людей, чтобы перекрыть все направления, Лиздейка взялся за свою ворожбу и половина отрядов крестоносцев просто заблудились по дороге и вернулись обратно. Представляешь? Довелось слыхать и кое-что еще. Словом, может.
– А мы причем?
– Притом. Я ж сказал, у него очень жесткий нрав. Стоит нам лопухнуться, не взяв замка, как он заявит, будто неудача произошла из-за прощения воинов, виновных в осквернении святилища, и во искупление вины потребует спалить на костре и их, и всех пленных, и нас заодно. Как тебе такая перспектива?!
Петр смущенно засопел. Крыть было нечем – он действительно в очередной раз не принял во внимание степень риска, а главное – не подумал, чем им на сей раз придется расплачиваться в случае неудачи. Идея конвейерной системы зарядки арбалетов, названной им «а-ля Стаханов» и показавшейся гениальной, сразу поблекла, и говорить о ней Улану расхотелось. Да и ни к чему. Если получится – тогда да, а коль не выйдет, не придется лишний раз позориться. Но привычка оставлять за собой последнее слово сработала и он процитировал: