Нам здесь жить. Тирмен

– Да… у меня друг… э-э… родственник… сослуживец с инсультом. Домработница сказала, его из дома к вам увезли…

– Попросите регистратора, чтоб посмотрела в журнале. Если ваш друг-родственник-сослуживец к нам поступил, об этом обязательно есть запись.

– Спасибо!

В приемном покое за столом скучала молоденькая медсестра с кукольным личиком, вывязывая горловину ярко-малинового свитера. Памятуя полученный урок, Данька не пожалел «волшебных слов» и через три минуты выяснил: да, Кондратьев Петр Леонидович, 1915 года рождения, действительно поступил сегодня в отделение нейрореанимации. Левое крыло, второй этаж. Спросите дежурного врача на этаже. И халат, халат в гардеробе получите, иначе вас не пустят!

Взяв белый халат и надев его прямо поверх ветровки, чтоб не светить кобурой, Данька поспешил на второй этаж. Дежурный врач оказался серьезным толстяком с мясистым носом и брюзгливо поджатыми губами.

– Кем вам приходится больной Кондратьев? Родственником?

– Нет. – Данька смешался, вспомнив врачиху в очках. – Мы по работе… это мой начальник…

Толстяк внезапно улыбнулся:

– Начальник? Нечасто на моей памяти подчиненные проведывают начальников в больнице. Да еще по горячим, можно сказать, следам.

– Что с ним? Он жив?!

– Не волнуйтесь, молодой человек, а то раньше времени окажетесь нашим пациентом. У вашего начальства микроинсульт. Хотя в международной классификации такой термин отсутствует. Там говорят иначе: у больного имеют место преходящие нарушения мозгового кровообращения, когда симптоматика, включая координаторные нарушения, полностью регрессирует в течение двадцати четырех часов.

Из всего сказанного стало ясно главное: дядя Петя жив! А если этот чертов инсульт оказался «микро», отсутствуя в международной, мать ее за ногу, классификации, значит, все не так уж плохо. Вон у деда Ильи микроинфаркт был – и ничего, живехонек.

– Как он сейчас?

– Знаете, на удивление неплохо. – Врач оказался суеверен: он трижды символически сплюнул через левое плечо и постучал костяшками пальцев по подоконнику. – А для его возраста вообще чудесно. Мы провели ультразвуковую доплерографию магистральных артерий шеи – отклонения есть, но не слишком существенные. Похоже, все постепенно приходит в норму.

– Он в реанимации?

– Зачем? В палате интенсивной терапии. Пришел в сознание еще в машине. Сейчас отдыхает после уколов.

– К нему можно?

– Ну, вообще-то… – замялся врач.

– Я на одну минуту!

– Ладно. Сейчас я вас проведу. И не вздумайте его ничем волновать! Надеюсь, на работе у вас все в ажуре?

– На работе все замечательно!

Данька вспомнил о проваленной местной командировке. Но справедливо решил, что это, по большому счету, мелочь в сравнении с инсультами. Рутина. А в тире он все стрельбы до конца недели отменит. Пусть клиенты хоть до потолка прыгают. И сам отдохнет, и Петр Леонидович не будет нервничать.

Палата, как и весь корпус, выглядела новенькой и очень чистой – словно после капитального ремонта и генеральной уборки. Светло-желтые стены, на полу – линолеум салатного цвета. Половичок у двери, на окне – тюлевые занавески и шторы, раздвинутые в стороны. Подоконник украшали горшки с вьющимися растениями, названий которых Данька не знал. Две кровати, две тумбочки, в углу – вешалка.

Вот он, дядя Петя.

На кровати у окна.

Что-то в облике дяди Пети показалось Даньке непривычным.

– Помните: больного не волновать, – прошипел врач ему на ухо, прежде чем уйти. – Даю вам десять минут.

– Спасибо, доктор.

На ближней кровати встрепенулся наголо бритый бодрячок, но, увидев чужого человека, улегся обратно с явным разочарованием. Ждал кого-то. Что бодрячок делает в нейрореанимации? Может, его уже выписывают? – вот и не терпится домой попасть…

– Здравствуйте, Петр Леонидович. Как вы?

– Ничего, – отозвался дядя Петя. – Нормально.

Когда старик заговорил, Данька понял, что поразило его во внешности Кондратьева. Правую половину лица дяди Пети словно подморозило. И глаз прищурен. Для тирмена, более привычного щурить левый, а не правый глаз, такая мимика противоестественна.

– Не нравлюсь? Краше в гроб кладут?

– Да что вы ерунду городите! – возмутился Данька, проходя в палату и присаживаясь на край кровати. – Врач сказал: идете на поправку. Легко, значит, отделались.

– Легко? – Старик скорчил жутенькую гримасу. – Ну, раз врач…

Он отвернулся, словно не был рад приходу гостя.

Данька не обиделся. Он знал, что есть люди, которые ненавидят болеть. Прячутся от всех, терпеть не могут, если им сочувствуют. Будто заболев, они получили позорное клеймо на лоб – и теперь в одиночестве ждут, пока клеймо сойдет.

– Вам что-нибудь нужно? Лекарства? Бульон? Фрикадельки? Кефир? – Данька судорожно вспоминал, что обычно дают больным. Надо будет у врача спросить.

– Кефир. Клистир. И теплый сортир. Пошли в расширитель. Там диван есть.

– Вам лежать надо!

– Не надо. Я сам! – Дядя Петя отстранил сменщика левой, здоровой рукой.