Нам здесь жить. Тирмен

От неожиданности старик вскочил. Получилось ловко, тело будто забыло о болезни. Правда, тело быстро спохватилось, потянуло назад, но Петр Леонидович успел схватиться безотказной левой за спинку кровати. Несколько секунд так и стояли – костлявый худой тирмен в казенном халате и женщина в дорогом платье, с аметистовым браслетом. Он – держась за кровать; она – на коленях, упираясь ладонью правой руки в линолеум пола.

– Люба! Да что вы, в самом… Встаньте! Немедленно!

Тело капитулировало. Петр Леонидович неловко присел обратно, чуть не завалился набок. Любовь Васильевна мигом оказалась рядом. Протянула руку, кончиками пальцев коснулась халата:

– Аватар!..

В этот момент Петр Леонидович горько пожалел об Адмирале Канарисе, психе привычном, управляемом, почти ручном. Потом вспомнил бетонный «минус третий». Дурдом? Если бы! Наше кунг-фу ихнего посильнее будет. А он еще сетовал на Великую Даму! Помереть – и без такого цирка?

…А если ушастая кусаться начнет? Тимура кликнуть, что ли? Со смирительной рубашкой?

– Аватар, – твердо и четко повторила Калинецкая, ничуть не смущаясь. – Давно поняла, просто сказать боялась. Теперь не боюсь! Вы – махатма Ашваткабр!

Петр Леонидович качнул седым «ежиком», указательным пальцем потянулся к носу. Привычка, оставшаяся в наследство от маленького Пьеро. Думать помогает. Только о чем тут думать? Махатма, значит, Ашваткабр. Макабр! И смешно, и грустно. «И обмануться страшно, и перечить жаль: небось не каждый день – вообразите кадр!..» Кто поет? Щербаков? Да, Михаил Щербаков. «Маячит рядом этакая флеш-рояль и приглашает на данс-макабр…»

Эзотерики тетке захотелось!

Трагедия, повторяясь, превращалась в фарс.

– Не отставляйте меня, Петр Леонидович! Я… Я очень виновата. Пыталась вам угрожать, спорила… Но я же не знала, не могла знать! У меня и образования-то никакого нет, ПТУ не закончила…

Оставалось решать вопрос по отработанной методике – частями. Как слона в лифте подымают.

– Сядьте, Люба. Вот стул.

Ушастая подчинилась без особой охоты. Кажется, на коленях ей было удобнее.

– Допустим, аватар, – как можно мягче сказал старик. – Случается, хоть и редко. И что? Может, лучше про реактор? Про любимый… э-э… лунный трактор?

Язык мой – враг мой. Впрочем, Петру Леонидовичу до смерти надоело сохранять серьезность. Как там у оптимиста Брамса: «Весело схожу я в могилу»? Самое страшное осталось позади, среди бетонных стен подземелья-призрака. И славно! Ну что, ушастая, не слишком обиделась?

Вообще не обиделась. Кивнула на полном серьезе:

– Испытываете? Насмешкой проверяете искренность? Нет, я не сумасшедшая, как ваш… извините, нашКанарис. Знаете, я чуть не спятила – после вашего фокуса с люстрой, после того, как едва не умер Боба. Борис Григорьевич жив благодаря вам и Тому. Кто стоит за вами! Страшно представить, что рядом с тобой, внешне такой, как и остальные… смеется, страдает, болеет… Не стану говорить – «бог». Пусть будет аватар, Его воплощение. Только избранный, как вы, имеет доступ к тайным ритуалам Ассакры. В Маньчжурском Своде сказано: «Если и есть искусство победы, то это искусство – быть убитым». Правда? В этом искусстве ваша тайна? А Канарис, Андрей Канари? Он стал безумцем, когда попытался спорить с… с вашим шефом? Не отвечайте, бумаги Сектора сезонной статистики давно у меня. Семеро Сукиных Сыновей… Не думала, что у вас, у высших, такой непритязательный юмор.

Насчет загадочной Ассакры и юмора старик спорить не стал, как и насчет бумаг. Предложить мадам Кали спуститься на «минус третий»? Его превосходительство генерал Иловайский определенно понравился бы ушастой.

– Люба!..

Калинецкая подняла голову, и старику стало не по себе от ее взгляда. Вроде бы взрослый человек, в семи щелоках мытая… Махатма, понимаешь! Ассакра!.. Прав бородатый Боба – и насчет Блаватской, и насчет бетона.

– Люба! Бросьте вашу эзотерику. Ну, купили бумаги. Ну, узнали. И что? В какой банк пойдете? Я, Канари… Даниил Романович… – Он специально именовал Даньку при ушастой по имени-отчеству: чтоб надолго запомнила. – Обычные люди на обычной работе. Вы поймите: каждому работнику, что бы он ни делал, его работа кажется самой обычной.

Длинная фраза далась большой кровью, но старик справился. Говорить стало легче. И вообще – легче. Петр Леонидович твердо решил после разговора спуститься во двор. Хоть пехом, хоть брюхом, хоть рачьим способом. Май, теплынь, лепота – что нам, махатмам, в палате делать?