Нам, живущим. Реквием

– Погодите, – озадаченно начал Перри. – На первый взгляд все замечательно, но откуда он взял деньги? Вряд ли из налогов, страна-то уже была разорена. И не у частных банков. Этих уничтожила война.

(Ниже дана сноска для тех читателей, кто любит арифметику…)[16]

Каткарт снова улыбнулся:

– Наличные он добыл тем же способом, каким мы всегда их добывали с тех пор, как Рузвельт закопал золото обратно, то есть прямиком с печатных станков. Но ему не пришлось печатать много денег. В Банке выдавались чеки, у торговцев и у многих простых граждан в Банке были счета, так что наличность практически не меняла хозяев. Большая часть денег существовала лишь в учетных записях банковских служащих. Холмс сделал то, что банкиры умели на протяжении многих сотен лет, – и то, что запретил им делать Ла Гуардиа, – стал извлекать деньги из чернильницы. Что с тобой, сынок? Ты недоволен?

– Ох, даже не знаю. Вроде бы вы рассказываете дельные вещи, но ведь если неопределенно долго вливать в страну деньги, обязательно получите инфляцию, и не важно, заморожены ли цены.

– Речь не идет о том, чтобы их вливать. Добавляем лишь столько, сколько требуется, чтобы механизмы работали. В каждом учетном периоде эта добавка является наилучшим приближением к тому объему денег, который предотвращает разрыв между потреблением и производством, и исходит эта добавка из стоимости нераспроданных запасов.

– Но почему нужно постоянно добавлять деньги?

– Я сказал, что буду воздерживаться от теории, но вот тебе наводка: в каждом периоде добавка теоретически равна объему сбережений, инвестированных в виде капитала в предшествующем периоде. И еще наводка: разве не требуется для работы государства сегодня больше денег, чем требовалось во время президентства Джорджа Вашингтона? А теперь давай перейдем к Новому Крестовому походу, потому что уже поздно.

– Хорошо.

– Непросто проанализировать истоки любого религиозного движения. Похоже, существуют массовые движения человеческого духа, которые мы не до конца понимаем. Карл Маркс пытался интерпретировать историю в жестких рамках материалистической причинности, но как это поможет объяснить Крестовый поход детей? Карлейль склонял нас к тому, что история – не более чем деяния конкретных великих людей, героев. И в это мне также сложно поверить. Стал бы Джордж Вашингтон чем-то большим, чем вежливым плантатором, правь Англия своими колониями более либерально? Я считаю, что история – это повествование о поступках отдельных людей, действующих соответственно своим убеждениям в имеющихся обстоятельствах. Перемена убеждений или обстоятельств изменила бы и конечный поступок. Во взаимодействии жизней встречаются сильные персонажи – герои Карлейля, – оказывающие мощное влияние на своих соратников силой своего характера и интеллекта, и вот они-то и формируют среду для существования менее доминирующих существ. Если в определенный период рождаются такие люди и им удается попасть в окружение, где именно их таланты находят максимальное выражение, их имена крупными буквами вписываются на страницы истории. «В делах людей прилив есть и отлив, с приливом достигаем мы успеха»[17].