Намерение

— Потому что ты остаешься настоящей, — пробормотал Ральф, поднимая ее лицо. — Красота — хрупкая и показная. Призрачная. Но то, что внутри тебя, это важнее. Твоя несокрушимость. То, как ты противостоишь мне, готова играть, только по — честному, важно. От того, что у тебя нет зрения, ничего не меняется. Не плачь. Терпеть не могу твои слезы.

— Будто ты часто видел меня плачущей? — выдавила, приложив усилия, сквозь слезы улыбку Морганит. — Я никогда не плакала ни перед кем, особенно перед тобой.

— Не сдавайся и теперь мне, — легко скользнул по ее губам. Не впился, как всегда, грубо, пробуждая в ней ответную реакцию. Жестокая страсть — название их отношением, только не в данный момент. Происходило иначе. Намного мягче и плавнее даже, чем поцелуи в той долине. Бушующий пожар превращался в пламя свечи. Впервые не обжигая, а именно придавая тепло.

— Я испугалась, — обняла за шею Морганит, проникаясь той нежностью, что дарил ей он. Неизвестно, сколько продлится это мгновенье. Насладиться сполна. Запомнить.

— Может, это была ошибка, что я выжил? — как — то странно бросил Ральф, уткнувшись носом в ее ключицу. Не напоминал обычного высокомерного и привыкшего подчинять мужа, которого постоянно хотелось доводить. Бесить. После — получать наказание в виде томительных медленных прикосновений. В чувственные места.

— Дурацкая шутка! — зарылась в волосы мужчины пальцами. — Я была так слаба, Ральф.

— Я не позволю тебе сломаться, но… — неожиданно отстранил, стирая влажные дорожки слез с ее щек. Выдержал паузу, прежде чем выдохнуть. — Ты боялась за меня?

— Да, за тебя, — не будет больше притворства и игры в безразличие. Не зря же считает ее настоящей. Ответит на каждый вопрос так, как велит сердце. Не мозг.

— Скажи мне, бабочка, какое место я занимаю в твоей жизни? Любовник или…муж? Ты говорила, что никогда не примешь меня, как мужа. Наш брак — игра. Тебе плевать.

Морганит прикрыла глаза, прокручивая мысленно последние события. Все равно, невзирая на сложившиеся обстоятельства, на появившиеся в нем изменения, не ощущала спокойствия. Твердой уверенности во взаимности. Если полюбила она, бросаясь без раздумий во власть незнакомого чувства, признавая и принимая, ответит ли он?..

— Мой законный муж, — от последнего предложения сгреб в охапку, наплевав и на полученное ранение, и то, что они расположились на полу. Настойчиво усадив на колени, давая возможность вплотную прильнуть. Зашипел, видимо, она случайно коснулась больного плеча. Не выпустил и пресек ее попытку занять другую позу. Прижиматься спиной к его груди.

— Ты принадлежишь мне, — его жар передавался ей. Охватывал всю. До каждой клеточки. — Повтори, бабочка, кому ты принадлежишь. Повтори! Сведя меня с ума окончательно!

— Я, Морганит Сальери, принадлежу моему мужу, Ральфу Вуду, — произнесла покорно она, связывая их имена. Прочно. — Кстати, не считаете ли вы, синьор, что мне следует сменить фамилию?

Не поняла, как оказалась вдруг на пушистом ковре. Возвращена в то же положение, в котором сидела. Поднялся на ноги, разбивая иллюзию создающегося счастья. Мира. Слишком быстро лишил ее желанного места в объятиях. Прекратил их душевную близость.

— Ты любишь своего отца? — внезапно спросил Ральф, схватив ее за кисть руки. Без предупреждения поставил на ноги, сметая пребывающее в них наваждение. Мираж. Не понимала, почему закончилось их сближение. Появившаяся искренность. Оборвалось.

— К чему ты сейчас задаешь этот вопрос? — недоуменно обратилась Морганит.

— Фамилию можно сменить, — в его интонации проскользнули железные нотки, знакомые. — Забыть обо всем и начать все сначала. Можно найти оправдание чертовой ошибке природы, но нельзя исправить стойкую позицию. Не понимаешь? Забудь, просто ответь.

— Он — мой отец, — если потом он приступит к допытыванию, как относится лично к нему, то перестанет скрывать правду. Откроется. Что сложится, то и примет, только на сей раз не смирится. Значит — придется завоевать любовь собственного мужа. Не довольствоваться исключительно страстью, а заставить его так же открыть сердце. Добиваясь от нее такого признания. Взращивая его в ней. Не имеет право не откликнуться.

— Ты любишь его? Ты сможешь от него отказаться, если возникнет необходимость? Разочароваться в нем. Потерять веру. Сегодня я хочу слышать только правду.

— Какие глупости ты говоришь, Ральф, — воскликнула ошарашенная девушка. — Конечно, я люблю его! Папа заменил мне маму. Он ни разу не давал мне почувствовать, каково это расти без материнской ласки. Ничто не заставит меня изменить мое мнение, что мой папа — самый лучший отец на свете. Почему ты молчишь? На что ты намекаешь? Ральф!

Ответом ей служил громкий хлопок двери. Последовавший окрик оттуда, сообщающий, что он умывается. Прикусила губу, судорожно размышляя о резком перепаде настроения ее мужа. Чуть не хлопнула по лбу от запоздалой догадки. Нет, разве это может быть?.. Хотя, учитывая собственнический инстинкт Ральфа и его привычку предъявлять право, как на собственность, он ждал иного ответа. Ни с кем не делить. Только его. Всецело.