Намеренное зло

Через весьма непродолжительное время зелье было выпито, а Лера отпущена. Александру пришлось усаживать её на диван собственноручно, так как ноги ее не держали.

— Вот ведь гадость, — сказала она, немного успокоившись и осознав, что, раз она ещё может говорить, огонь не причинил ей вреда. — Я отказываюсь это пить. Я не могу. Я просто не могу. Я не смогу себя заставить. Это ведь был настоящий огонь? Совсем-совсем настоящий? Настоящий волшебный огонь?

Александр посмотрел на Леру так, словно она сказала нечто в высшей степени глупое.

— Нет такого понятия, как не могу. Есть — не хочу. А пить ты будешь. Мне не важно, как. Но ты должна. Ритуал должен быть проведен. Иначе ты мне не нужна. Да, развестись я уже не смогу, но своей защиты предлагать более не буду. Не считаю целесообразным.

После этой фразы Лера, открывшая было рот для очередной порции протестов и жалоб на грубое обращение, резко его захлопнула и призадумалась. Ей до чертиков хотелось накричать на него, чтобы понял, как страшно, плохо, жутко ей было пару минут назад; как больно и до слез обидно становится, когда с тобой обращаются, как с вещью. И… наверное, не стоит. Да, ужасно, несправедливо, возмутительно, но не смертельно. И это уже хорошо. Ведь все познается в сравнении, не правда ли? И то, что одни принимают за обыденность, другим кажется недостижимым счастьем.

Лера всхлипнула, сопнула носом и злобно уставилась на своего мучителя и по совместительству мужа.

— Мы женаты… да еще по полной. Вы не сможете бросить меня на произвол судьбы в любом случае. — Не ворчать совсем, спустить всё на тормозах, было выше её сил. Требовалось взять хотя бы небольшой реванш. — Боги не простят. Заклюют как коршун куренка.

— У меня и без того сложные отношения с богами, — ответил Александр, и Лера не услышала в его ответе иронии или другой эмоции, наличие которой дало бы спасительную возможность считать ответ шуткой. — Так что еще один огрех не будет первым в списке. И последним, вероятно, тоже. И никак на общий счет не повлияет. Разберусь.

— Клятва? — только из вредности и желания досадить спросила Лера. — Как быть с ней?

— Умру, наверное, — это вот натуральное безразличие в его голосе сейчас? — Но тебя это уже не спасет. Поверь мне, не стоит усугублять. Я проведу ритуал и больше тебя в этом плане не потревожу. Ты можешь либо смириться, либо протестовать, но во втором случае плохо будет нам обоим. Выбор за тобой.

Лера еще некоторое время лелеяла чувство вселенской обиды — на своего мужа и жизнь вообще, но в итоге здравомыслие победило. Она царственно встала с диванчика, отчеканила:

— Два раза в день, говорите? Отлично. Буду пить. Что-нибудь еще? А то от ваших экспериментов у меня голова разболелась. Прилечь хочу.

— Надо бы, конечно, понаблюдать первые часы, — с сомнением протянул Александр. — Мало ли что. Но негативные последствия видны сразу. И если ты еще разговаривать можешь, значит, все прошло удачно. Так что можешь быть свободна. Вечером я зайду.

Лера едва удержалась от того, что не пнуть стул, попавшийся ей на пути к двери лаборатории, но вовремя вспомнила, что она воспитанная девушка, а воспитанные девушки стулья не пинают и кулаками на обидчиков не машут и уж всяко не поносят их плохими словами. Они цивилизованно яды в напитки и кушанья подмешивают; или — если боги силой не обделили — душевно проклинают на веки вечные; или во всеуслышание обвиняют в деяниях противоправных. Но не дерутся и не ругаются, нет. Ни в коем случае.

По дороге из лаборатории злая (злая главным образом из-за того, что не на ком было сорваться, а это ей сейчас было ой как необходимо) Лера мысленно посылала проклятия на голову Александра еще и за то, что отправил её в обратный путь пешком, даже не подумав предложить портал. А идти-то вверх по длинной-длинной лестнице без перил. Да ещё и после порядочного потрясения. Когда руки-ноги еще плохо слушают, что им там кричит мозг. Со скоростью черепахи Лера упорно карабкалась по ступенькам, опираясь о стену. Лестничный колодец был достаточно темен, чтобы споткнуться, если зазеваться или в спешке. В этом обстоятельстве Лера нашла еще один повод для обиды. Да, возможно, он не намеренно всё это делает, но такое пренебрежение в сто раз хуже открытой неприязни!

«Волшебник чертов, одно название, — думала она в сердцах, со всего маху стукнувшись ногой о ступень, которая, зараза, оказалась чуть выше, чем она рассчитывала. — В проклятом дворце живет, а на светильниках экономит, чтоб его боги молнией поразили под зад!»

Желудок, благосклонно принявший — в целом — жуткое зелье, громогласно урчал. То ли огонь ему не по нраву пришелся в итоге, то ли, наоборот, добавки просил. Лера в который раз вспомнила слова Александра о том, что стань она бесполезной, он даже пальцем не пошевелит ради ее защиты. По всему выходило: желудок или как, боится или где, но пить огонь придется и кровь сдавать тоже. И засунуть куда подальше свои возражения, и демонстративное недовольство, и надутые губы придется тоже, если жить хочется.