Его почему-то не слишком волновало, что он совершил убийство — первый ужас схлынул, вышел вместе с болезненной рвотой, и теперь Матвей буквально сходил с ума при мысли о том, что будет выставлен на посмешище.
Покончив с умыванием, он принялся скоблить руки. Как назло, мыла не было, и пришлось воспользоваться щеткой непонятного назначения, лежавшей под раковиной. Матвей тер руки так усердно, что поранил себя до крови, но остановился лишь тогда, когда вода, стекавшая в раковину, приобрела ровный алый цвет.
«Я серьезно болен… Я смертельно болен… мама, помоги мне! Мама, ты мне сейчас так нужна! Как поступить? Как быть?»
В тот момент Матвея не занимали мысли о том, как именно он совершил убийство. Почему душа воспарила над телом. Чем это все обернется в будущем. Было ли это связано с темнотой в голове и странными, будто «чужими» мыслями. С непонятными письмами, содержание которых он не помнил, с ПДИЖ.
Нет, это было не важно. Важно было другое — скрыть преступление. Не дать очередного повода для насмешливых обсуждений его персоны, пересудов и жадно-любопытных взглядов. Матвея начинала бить крупная дрожь, стоило ему представить, что произойдет, если все узнают. Засмеют или покачают головами осуждающе, скажут: «Мы всегда знали. Червоточина в нем чувствовалась сразу. Гнилой волшебник».
Чтобы выяснить точно, как обстоят дела, надо было выйти из туалета, найти в себе смелость посмотреть в глаза Елене Ивановне. При мысли об этом у Матвея подкашивались колени и тряслись руки, как у запойного алкоголика наутро после обильных возлияний.
Он понукал себя, мол, соберись и иди, ты же мужик! Мама всегда так говорит! Бесполезно. Ноги словно примерзли к полу, а в голове шумело от напряжения. Замотав кровоточащие руки в полотенце, Матвей прислонился горячим лбом к стене.
— Не могу, не могу, — простонал он, с чувством стукнувшись о стену головой. — Конченый я волшебник… я ничтожество… боги… мама! Мама! Ну почему я такой?
Полностью утонув в жалости к себе, Матвей опустился на колени, бессильно уронив руки, и…
И тут в дверь туалета осторожно постучали. Елена Ивановна спросила участливо:
— Матвей Корнеевич, вы как? Может, скорую вызвать? Как вы себя чувствуете?
Чертовы сострадательные женщины, — в сердцах подумал Матвей, смаргивая злые слезы. Он не сразу понял, какое значение этот вопрос имеет в его системе координат. — К стенке бы вас всех! Ну… почти всех… — поправился он, вспомнив про коллегу по работе, Елену Александровну.
И спустя, вероятно, полминуты он вскочил на ноги и бросился открывать. Полотенца на руках мешались, и Матвей отбросил их в сторону.
— Все нормально, — прошамкал он в лицо директрисе. — Все отлично. Отравился. Крутит с утра. Можно я домой?
— Ну, разумеется, — отшатнулась Елена Ивановна, несколько ошарашенная его напором. — Разумеется, можно. Если Марфу Васильевну увидите по дороге, скажите, чтобы за расчетом в бухгалтерию поднялась, хорошо?
После этой фразы Матвей почему-то окончательно уверился, что у него теперь точно будет все хорошо, и, юркнув мимо директрисы, устремился на свое рабочее место — собираться.
— Я должна буду сделать что? — переспросила Лера, уверенная, что ослышалась. — Что я должна буду сделать?
— Убить меня, — ответил Александр с нажимом. — Что может быть проще… Думаю, ты не первый день об этом мечтаешь. Я предоставлю тебе уникальную возможность.
Лера вспыхнула, открыла было рот, чтобы с жаром отрицать очевидное, но остановилась. Нечего строить из себя первоклассницу, застуканную за воровством чужих конфет.
— Я не смогу, — сказала она четко. — Я не смогу этого сделать. — И добавила честно: — Как бы мне ни хотелось.
Александр не стал спорить — пожал плечами.
— Придется. Это и есть ритуал. Тебя же интересовали подробности. Пожалуйста. И заметь, я не спрашиваю тебя, что ты сможешь, а что нет. Я говорю, что тебе придется это сделать.
Лера подавилась возражениями. Растерянная, она не могла собраться с мыслями и как-то разубедить его.
— Как? — выдавила она, наконец.
— Что — как?
— Убить — каким образом?
— Кинжал.
Час от часу не легче! То он её огнем травит, то на преступления толкает! Да у нее рука не поднимется — что бы кто, и она в том числе, ни думал и ни говорил.
Лера утихомирила заполошно скачущие мысли, не время сейчас, и спросила:
— Что дальше?
— Дальше я воскресну. Это все.
— Так просто?
— Отнюдь. Но боюсь, ты не осилишь усложненного варианта. Да и зачем тебе.
— Но… подождите! — поражённая новой мыслью, воскликнула Лера. — Как я могу убить вас и при этом выжить? Боги не простят! Церемония и все такое… да от меня горсти пепла не останется, чтобы развеять на ста ветрах!
— Останется, — заверил Александр и не выглядел при этом хоть сколько-нибудь взволнованным. — Я предусмотрел и это.
— То есть? Как можно скрыть от богов свою смерть?
— Намного проще, чем ты думаешь. Не хочу хвастать, но я очень сильный волшебник и мне подвластно многое.
Лера скептически хмыкнула:
— А по виду не скажешь. А моя кровь? Чтобы оживить вас? Я правильно поняла?
— Да.
— А по-другому?