Наместник ночи

– Франциск, послушай меня. Теперь никогда – я прошу тебя, слышишь? – никогда не произноси имя брата вслух! Любое воспоминание о нем должно быть стерто. Все позабудут о Филиппе Фармере. Его нет. И никогда не будет. А тот, кто был когда-то Филиппом, теперь нечеловек. Отныне и до последней звезды он – Мертвый Принц. Сердце самой Полуночи.

Так сказал Калике, строго сдвинув брови, и словно приковал Франца взглядом к кровати. Из глаз мальчика на одеяло закапали слезы, он уставился на свои коленки, покачал головой.

– Я не смогу… – прошептал он. – Не забуду… Я же теперь совсем один.

– Это так, мой мальчик, – тихо и понимающе отвечал Калике. – Ты один. Но ты знаешь правду.

– Значит, Богомол хотел мне все рассказать?

– Да… Но я знал, что ты не согласишься. Тогда ты не был готов к правде. Но сейчас ты можешь встретиться с ней лицом к лицу. И выстоишь. Ты стал совсем взрослым…

Губы Каликса разошлись в едва заметной улыбке. Внезапно он повернул голову к окну и прислушался.

– Мне пора, Франциск. Бьет Полночь.

– Постой… – Франц протянул руку. – А как же…

– Быть может, когда-нибудь. – Ветер кивнул, приподнимаясь. – Когда-нибудь я отвечу на другие твои вопросы. Если только ты сам не отыщешь ответы. Прощай, Франциск!

– Калике!

Монстр встал, – он едва умещался в комнате, даже склонив голову. Крылья простирались аж до напольных часов, а рога уперлись в потолок.

– Мне пора. – Ветер сверкнул глазами. – Но ты должен сохранить этот ключ, Франц, слышишь? Береги его! И тогда однажды… однажды ты откроешь Дверь снова. Когда пробьет час. А он – я чую сердцем – пробьет. Полночь позовет сына солнца. А сейчас – прощай!

Франциск моргнул и увидел, что в комнате никого нет.

Калике исчез.

Это был сон или явь?

Франц не знал.

Он выбрался из кровати и, шлепая босыми пятками по полу, подошел к окну. Далеко на берегу реки темнело колесо Мертвой Мельницы.

Над ней бежали облака и светили звезды.

Где-то по ту сторону стены, разделяющей мир живых и мертвых, точно так же бегут облака и льет свои лучи луна. Где-то там – за гранью мира – его брат.

«Однажды ты откроешь дверь вновь».

«Ты – мой брат, Франц. Мой брат – от первой минуты и до самого последнего вздоха. Ты будешь им всегда. Всегда, что бы ни случилось, что бы ни стряслось. Ты слышишь меня, Франциск? Слышишь?»

– Я не забуду тебя, – прошептал Франциск. – Даже если ты меня забыл. Слышишь?

Он не знал, достигнут ли его слова сердца близнеца.

Но хотел в это верить.

Они все лгали.

В душах каждого, кто встретился на пути Франца, росли Цветы Лжи.

Лгал Мудрец.

Лгал Калике.

Лгал Филипп.

И в конце концов, лгал он сам, Франциск. Не мог смириться с потерей младшего брата и верил в то, что он до сих пор рядом…

Но в Полуночи что-то произошло.

Печать за печатью разбивали его стеклянный дом. Сдирали ложную надежду с кожи. Обнажали правду, которой Франциск боялся столько лет…

И теперь кокон треснул.

Франц отбросил в сторону ненужную шелуху детских мечтаний. И, облаченный в новую кожу, вышел наружу. В незнакомый мир.

Он был один. Совершенно один.

Как и всегда.

Но сейчас реальность не пугала его.

В этом одиночестве, в правде, такой суровой и откровенной, он почувствовал твердую почву.

Это не кто-то другой, а он сам был тем, кто закутал себя в паутину лжи и затаился трусливой гусеницей в безопасных стенах. Но теперь он знает правду. И больше никогда не повернет назад.

«Волшебство, безусловно, существует. Но оно вовсе не обязано быть добрым».

Как и мир людей.

Нигде не будет в безопасности. Все на этой земле лгут. Книги сказок – особенно. Пора это признать.

Пора…

Стоя на сброшенных с себя нитях кокона – на руинах прежнего мира, – Франциск вдохнул полной грудью и расправил плечи.

Он больше не ребенок.

Он наконец-то стал взрослым.