– Не принимается: ты знаешь о моих отношениях с Ларионовым и Еремеевым, да и, думаю, кое-какие подробности о произошедшем на приеме в резиденции императрицы тебе известны.
– Эх, – покаянно опустил голову Александр, – придется признаваться, да и Анзор предупреждал, что вы просто так этого не оставите.
– Слушаю, – коротко сказал я, мысленно удивившись тому, что Анзор, оказывается, в курсе дел императрицы и ее ближайшего окружения.
– Неделю назад мне позвонили Анзор и Вениамин Николаевич. Узнавали о вашем настроении. В тот момент у нас как раз была партия деталей, которая оказалась вся бракованная…
– Дальше, – подогнал я своего помощника, вспоминая, как «рвал и метал», когда ни одного автомата не удалось собрать.
– Честно признался, что ваш расчет пока не оправдывается, существуют определенные трудности и в данный момент под руку вам лучше не попадаться. Господин Ларионов уточнил про выбранные места под строительство резиденции для императрицы. Так как мы с вами округу объездили и, насколько понимаю, подобрали не менее трех мест, то честно сказал о таковых. Не подумайте чего, Иван Макарович, и в мыслях не думал действовать за вашей спиной, Вениамин Николаевич сразу сказал, что пока о нашем с ним разговоре вам не говорить под угрозой каторги.
– Это-то тут при чем? – удивился я, медленно направляясь в сторону комнаты, где ждет пациентка. – Или на тебя у ротмистра есть компромат?
– Не хочется проверять: грешки за мной имеются, да он при желании и без улик с доказательствами на каторгу упечет, – хмыкнул мой помощник, но поспешил продолжить: – В общем, поговорили мы тогда, а через день – вновь звонок и приказ готовиться к приезду гостей, через пятеро суток. К этому моменту в доме надлежит иметь места для приема гостей и все для их проживания. Перечислили количество людей, которые в гости пожалуют, но без имен и титулов. Строго-настрого запретили ставить вас в известность. Пришлось изворачиваться. – Он горестно вздохнул. – Девиц-то, кроме Анны, не таскал, те приходили, чтобы в ваше отсутствие служанке помогать, ваш гнев на себя взял, но Анзор очень просил посодействовать Вениамину Николаевичу.
– Понятно, – кивнул я, чувствуя, как внутри угасает гнев на своего помощника. – Ладно, но впредь договоримся: ты мой помощник, и секреты касаемо лично меня скрывать не станешь, даже если все в один голос заявляют, что это во благо. При угрозах и принуждениях – сразу идешь ко мне и все рассказываешь. Только на таких условиях могу оставить тебя рядом с собой.
– Иван Макарович! Да больше ни в жизнь, вот вам крест! – Он троекратно перекрестился и честными глазами на меня уставился.
– И даже если Анзор попросит? – не поверил я ему.
– У каждого свои секреты должны иметься, но Анзора предупрежу, чтобы он не ставил меня в неловкое положение. Расскажу о вашем условии, тогда он меня и просить о невыполнимом не станет, – медленно проговорил этот жучара.
Разговор мы не продолжили: и слова все сказаны, да и пришли уже. Своего помощника я прекрасно понял: пообещать-то он пообещал, но вор для него – авторитет, и если тот потребует от меня что-то скрыть, то… Как Александр поступит в такой ситуации? Не возьмусь судить, время все расставит по своим местам. Будь я на его месте – решение принимал бы лично. Но я – это я, а он – это он…
– Иван Макарович, – подскочила с кровати Анна, – матушке хуже!
– Сейчас посмотрим, – направился я к своей пациентке. – Предупреждаю, – выставил палец в сторону Антонины Михайловны, – говорить пока не нужно. От каждого произнесенного вами звука в голове болью отдается. Буду задавать вопросы, а вы моргайте глазами. Два раза – отрицание, один раз – согласие. Понятно?
– Она моргнула один раз! – воскликнула Анна. – Иван Макарович, дело в том, что как только пару слов произносила, то глаза закатывались и, думаю, сознание теряла.
Я на взволнованную девушку посмотрел, перевел взгляд на Александра и неопределенно пожал плечами. Для меня это не новость, представляю, какую боль испытывает мать Анны, но уже одно то, что она пришла в сознание, говорит об удаче. У женщины поинтересовался: помнит ли она прошлое; осознает ли свое положение; попросил пошевелить ногами и руками.
– Превосходно, – улыбнулся своей пациентке. – Чувствительность и память не пострадали. Голова у вас болит от хирургического вмешательства. Придется какое-то время потерпеть. Если станет невмоготу, то стоните, тогда сделаем укол обезболивающего.
– Мама в таком состоянии сколько пробудет? – немного успокоившись, спросила Анна.
– Как минимум сутки, – задумчиво ответил я, а потом попросил: – Анна, можно вас на пару слов?
Александр остался в комнате, а я вышел в коридор, за мной последовала девушка.
– Иван Макарович, что вы хотели? Неутешительный прогноз? Мне нужно готовиться к худшему? – спросила девушка.
– Не об этом речь, – покачал я головой. – Скажите мне, голубушка, – попытался сказать, переняв интонации профессора Портейга, – зачем вы себя с матушкой выдаете не за тех, кем являетесь на самом деле?
– Это с чего вы так решили? – нахмурилась девушка, но взгляд ее вильнул в сторону.