Наместник Урала

Блин, вопросом на вопрос отвечает, но явно растерян не менее моего. Впрочем, сам бы в таком же состоянии находился. Представляю удивление Ларионова, когда он увидел двусмысленную картину, войдя в кабинет: объятия-то я успел разорвать, но стоял непозволительно близко к императрице, явно нарушив этикет. Ольга же не гневалась, оставалась спокойной. Разыгранная сценка, когда указом махал, вряд ли Вениамина Николаевича сбила с толку. Правда, сейчас-то он в прострации, пару раз уже указ читает и гильзу папиросы кусает.

– Думаю, императрица пытается представить парня из села, который достиг успехов и признания… – медленно проговорил ротмистр. – Ты только осторожнее: Ольга Николаевна – дама строгая, на былые заслуги может не посмотреть. Как она того же Квазина проучила! Правда, штабс-капитан мало что из себя представлял, а возомнил невесть что!

– И что насчет этого Квазина? – как можно беспечнее поинтересовался я, к собственному удивлению вновь ощущая уколы ревности, как когда-то встретив хлыща-капитана на балу.

– Со штабс-капитаном не все так просто, – поморщился ротмистр. – Там же политические мотивы Ольгой Николаевной двигали.

– Какие еще политические мотивы? – удивился я.

– Династия у Квазина сильная, отец генерал, дед генерал, последнего в армии любят и прислушиваются, хотя старик давно в отставке. Императрице известны взгляды высших армейских чинов. Не жалует ее старая гвардия, сожалеет, что Николай Второй передал бразды правления империей девчонке, у которой нет сильной руки. Правда, выбрала Ольга Николаевна не лучший вариант, штабс-капитан из себя ничего не представляет. Позер, кутила и бабник. Иван, соображаешь, что к чему? Хотела императрица заручиться безоговорочной поддержкой военных. Для этого и приблизила к себе Квазина, а тот посчитал себя умнее Ольги Николаевны, видел себя уже на троне. Решил, что неотразим и императрица от него потеряла голову. Дурак! – резко припечатал ротмистр. – Не мог понять, что раз она его до тела не допускает, то просто играет!

– Не допускала до тела? – переспросил я, а у самого на душе как-то стало светлее.

– Гм, – ротмистр повел в сторону головой, – Иван Макарович, этого я тебе не говорил: сам понимаешь – свечу не держал, а у императрицы свои взгляды на жизнь. Такие у меня догадки и выводы, но могу ошибаться.

– Скажи, Вениамин Николаевич, а какие у тебя догадки в отношении меня? – поинтересовался я, сам не ожидая такого вопроса.

– Как-то зыбко и нет точного определения, – ушел тот от ответа. – Так тебя ждать на нашу с Мартой свадьбу? – перевел он разговор на другую тему.

– Постараюсь приехать, – задумчиво ответил, понимая, что Ларионов даже если что-то знает, то мне не расскажет.

– Господа, Ольга Николаевна готова к отъезду, – сказал от дверей Еремеев.

– Иду, – сорвался с места ротмистр.

Проводить императрицу и я своим долгом посчитал: как ни крути, а она у меня гостила. Правда, добираться пришлось своим ходом, благо что Григорий с санями оказался на месте.

Кавалькада получилась внушительной, верховая охрана сопровождает автомобиль Ольги Николаевны, который тянет тройка лошадей по заснеженной дороге. Ротмистр с Еремеевым гарцуют на лошадях рядом с моими санями и зубоскалят, что наместник прямо барин и не желает оказывать почести Ольге Николаевне, а в тулупе развалился в санях. Уже им говорил, что лошадью не обзавелся, да и верховую езду не люблю. Тем не менее они надо мной до самого вокзала потешались. Ничего, припомню, я не злопамятный, но долги привык отдавать. Сама же императрица изучает какие-то донесения и дает своим советникам указания. Поезд на перроне уже под парами, кроме нас, никого, если не считать полицейских, которые охраняют двери вокзала и не дают оттуда выйти путешественникам, ожидающим свои поезда.

Ротмистр со своими людьми осматривает вагон императрицы, безопасность превыше всего. Сама же Ольга Николаевна выслушивает очередной доклад от какого-то штабс-капитана. Петр Евграфович стоит рядом со мной, но постоянно осматривается и жестами указывает своим подопечным, что и как делать. Наблюдаю со стороны за охранниками императрицы и прихожу к выводу, что Еремеев недаром свой хлеб ест. Никого к Ольге Николаевне не допускают, даже местного начальника полиции и того тормознули и вежливо указали на Еремеева. Молодцы, не побоялись генеральского мундира!

– Ну, Иван, деньки настают суровые, ты тут поосторожнее, на рожон не лезь, – произнес Еремеев, наблюдая, как из вагона вышел Ларионов и приглашающе махнул рукой императрице, мол, все в порядке и можно отправляться.

– Да и ты, Петр Евграфович, по сторонам смотри, – ответил я своему учителю, когда-то готовившему меня к сдаче экзамена на звание охранителя.

– Постараемся, – усмехнулся тот и усы пригладил.

– Есть у меня к тебе одно дело… – медленно проговорил я.

– Слушаю, – прищурился полковник.

– Мне нужны проверенные люди, человек десять-двадцать, – потерев щеку, сказал я.

– А чего к Ларионову не обратился? – поинтересовался полковник.