Нампара

Росс терпеливо ждал.

— Вы хорошо знали моего отца.

— Я был с ним знаком много лет.

— Он вас не любил. — Она была очень прямолинейной. — Я могу даже больше сказать — он, в сущности, вас ненавидел.

— Да, пожалуй...

— А вы знаете почему? В смысле, не считая моей матери? Он ненавидел вас потому, что не мог контролировать. Еще одним человеком, неподвластным его контролю, был мой брат Валентин, и его отец тоже ненавидел. Разумеется, моя мачеха тоже никогда ему не подчинялась, но это совсем другое.

Она сделала глоток чая и осторожно поставила чашку на маленький столик перед своим креслом.

— Представляете, каково это — расти в такой обстановке? О, самообладание он терял крайне редко, да и не из-за чего было. Все его обхаживали, никогда точно не знали, что именно вызовет у него недовольство. И частенько, скажу откровенно, это случалось из-за вас.

— Очень об этом сожалею.

— Вы тут ни при чем. Помните, когда вам дали титул баронета? Это случилось за несколько месяцев до моего отъезда в школу. Он прочел об этом в «Таймс» и несколько недель подряд ходил как закипающий паровой двигатель, готовый взорваться в любую минуту. Он даже на время отменил подписку на «Таймс». Даже мне в пятнадцать лет такой поступок показался диким ребячеством. Потом эти ссоры с Валентином. Ох, затевал их чаще всего Валентин, и оба напоминали дерущихся медведей в берлоге.

— Я всегда считал, что отец души в вас не чаял.

— Это да. Но это не сильно мне помогло. У меня было все, но он не умел проявлять любовь. И естественно, я всегда знала, что не угодила ему только в одном.

— В чем именно?

— Что не родилась мальчиком. Особенно остро я это ощутила, когда отец разругался с Валентином из-за его женитьбы на Селине. И я могла бы загладить свою вину, согласившись на подходящего мужа. К несчастью, я уже тогда понимала, что на брачном рынке высоко ценится женщина, у которой есть либо красота, либо деньги, а лучше и то и другое. Поскольку у меня имеется много одного и очень мало другого, то я предпочла отказаться от всех галантных предложений. Поскольку мои кандидаты в мужья цедили свои предложения сквозь зубы, у меня пропало желание выходить замуж.

Урсула с достоинством вскинула подбородок.

— Я ни разу не пожалела о своем решении, — заявила она. — Наверное, вам под силу понять, что временами я с трудом выносила отца и из-за отсутствия матери чувствовала... я называю это глубокой тоской.

Взгляд ее омрачился.

— Дуайт понял. Благодаря ему я осознала, что не веду себя глупо и эгоистично. Он советовал мне уезжать на некоторое время, когда на меня накатывало такое настроение. У меня есть дом в Сент-Айвсе. Небольшой, но очень милый, с видом на такой же прекрасный пляж, как Хендрона. Осмелюсь даже сказать, что Дуайт спас мне жизнь. Определенно, он помог мне найти смысл в жизни. Поэтому, дабы почтить его память, я хочу исполнить его заветное желание.

Росс помолчал. Урсула вынула платок из кармана и промокнула глаза. У него самого наворачивались слезы, как бы ему тоже не понадобился платок.

— Так вот, — она резко пришла в себя. — Мои стряпчие составят договор для создания совместного фонда, и я пришлю его вашим стряпчим для ознакомления. — Урсула поднялась и снова протянула руку. — Доброго дня, Росс.

Когда она ушла, Росс решил повременить с отъездом. Неожиданная вышла встреча с очень необычной женщиной. Все эти годы он крайне редко и мало общался с ней, однако слышал, что ее неловкость на светских мероприятиях компенсировалась репутацией проницательной деловой женщины, управляющей банком Уорлеггана и многими предприятия, куда Джордж вкладывал средства.

К своему удивлению, Росс вдруг понял, что она ему нравится. Росс никогда особо не задумывался, каково ей вообще живется под грозовой тучей непредсказуемого Джорджа. У нее была бабка, которая ее обожала, но она умерла… да, через несколько месяцев после рождения Гарри. Урсуле тогда было всего двенадцать, и ей пришлось справляться со всем одной.

Пока не появился Дуайт. Его друг, самый давний и самый близкий, наверное, единственный его настоящий друг. Но Дуайт дружил со многими, спас стольких людей и повлиял на их жизни, от беднейшего шахтера, задыхающегося от чахотки, до самого титулованного пациента.

Он медленно встал, спустился по лестнице и вновь вышел на солнечный свет. Взобравшись на Сеймура, он напоследок окинул взглядом дом.

Тот не блистал великолепием; длинное, низкое и неказистое строение, немногим приличнее большого фермерского дома. Проникаются ли дома чувствами к живущим в них людям? Ведь многие годы здесь жила семья Энисов, а до этого — Пенвенены. Теперь черед новой эпохи.

Отбросив причудливую мысль, Росс поднял руку в приветственном и прощальном жесте и, повернув Сеймура, пустился в долгий путь.