А цветочники выгружали новые каладии. Одни точъ-в-точь походили на искусственную кожу с прожилками; другие, бледные, в красных пятнах, точно в сыпи, казалось, болели лишаем, проказой и сифилисом; третьи были ярко-розовые, цвета зарубцевавшейся раны, и коричневые, цвета коросты; многие цветы -- словно в ожогах после прижигания, иные -- волосатые, с гнойниками и язвами, а некоторые -- даже как будто забинтованные или покрытые черной ртутной и зеленой белладонновой мазью, а также присыпанные пылью и желтыми слюдяными кристалликами йода.
И теперь, собранные все вместе, каладии выглядели еще безобразней, чем тогда, когда дез Эссент впервые увидел их среди других цветов в походившей на больничную палату теплице с грязными стеклами.
-- Вот это да! -- воскликнул он с жаром.
Привело его в восхищение и другое растение -- родственная каладию alocasia metallica. Она отливала зеленоватой бронзой, а местами белела, как серебро, и, походя на великолепно изогнутую печную трубу, казалась шедевром жестянщика.
Затем на свет появились кусты цветов с продолговатыми бутылочно-зелеными листьями. Из каждого куста торчал стебель, венчавшийся гладкой ромбовидной фигурой. И, словно бросая вызов всей остальной флоре, из недр огненно-красного бубнового ромба высовывался мясистый желто-белый пестик -- у одних цветов прямой, у других -- как колечко свиного хвостика.
Это был антурий, из семейства аронниковых, недавно привезенный во Францию из Колумбии. Из того же семейства происходил и кохинхинский аморфофаллос с цветками в виде лопаточки для рыбы, напоминавшими длинными и покрытыми рубцами стеблями искалеченные руки негра.
Дез Эссент ликовал.
А с повозки сгружали новых монстров. Вот эхинопсы обнажили культи до тошноты розовых цветков. И нидуларии раскрыли губы-бритвы, явив зияющую рану своей глотки. И темные, цвета винного сусла, тилландзии линдени устремили вверх частокол своих скребков. От безумного сплетения киприпедий рябило в глазах, как от рисунков умалишенного. Растения напоминали то ли сабо, то ли стакан для полоскания горла с соответствующих медицинских плакатов, из которого почему то высовывался воспаленный язык. Его кончик странным образом разветвлялся и был похож на пару багрово-красных словно снятых с игрушечной мельницы, крылышек. Они как бы парили над черепично-темным и сочащимся клейкой слизью языком.
Засмотревшись на удивительные индийские орхидеи, дез Эссент позабыл о своем списке. В этот момент была выгружена еще одна партия цветов, названия которых на горшечных наклейках стали читать вслух сами цветочники, так и не дождавшись этого от ушедшего в себя заказчика.
Поеживаясь от увиденного, дез Эссент вслушивался в эти дикие на слух имена: encephlartos horridus -- гигантский ржавый металлический еж, которым пользовались при осаде для штурма крепостных ворот; cocos micania -ребристое пальмовое древо опускавшее и поднимавшее свои внушительные ветви-весла zamia lehmanni -- громадный ананас в горшке с землей и песком, пронзенная копьями и стрелами голова честерского сыра cibotium spectabile -самый диковинный и будоражащий взгляд| цветок в виде свешивающегося с пальмовой ветви хвоста opaнгутанга -- волосатого, коричневого, загнутого на конце, как епископский посох.
Но дез Эссент не особенно его разглядывал. Он с нетерпением ожидал своих любимцев из семейства живоглотов. Это были бархатистая антильская мухоловка с жидкостью для пищеварения и решеткой из кривых игл; затем дрозера торфяная с необычайно прочными лапками-лепестками; затем саррацения и цефалот, алчные пасти-фунтики, способные проглотить настоящее мясо; наконец, непентес, форма которого совершенно не соответствовала представлению о цветке.
Удивляясь покупке, дез Эссент все вертел и вертел в руках горшок. Листья непентеса, словно сделанные из резины, был самых различных -- то бутылочно-темных, то серо-стальных зеленых оттенков. Под каждым листом на тонком зеленоватом хрящике висел пятнистый салатовый мешочек, напоминавший немецкую фарфоровую трубку или птичье гнездышко. Он тихонько покачивался и раскрывал свое волосяное нутро.
-- Этот всех переплюнет, -- прошептал дез Эссент.
Тут ему пришлось расстаться с любимцем, так как цветочники, спеша закончить свои дела и уехать, выгружали последние горшки и попеременно заносили в дом клубневидные бегонии и кротоны, на темной жести которых красовались оловянные бляшки.
Здесь дез Эссент заметил, что в списке осталось неучтенным одно нaимeновaниe: opxидея новогранадская. Тогда ему указа.ли на колокольчик с тускло-сиреневыми и как бы линялыми лепестками. Дез Эссент подошел, сунул в цветок нос и отпрянул:пахло Рождеством, коробкой с елочными игрушками и прочими кошмарами Нового года.
Он подумал, что следовало бы поберечься этой орхидеи, и почти даже пожалел, что вместе с растениями без всякого запаха приобрел цветок, который навевал одно из самых неприятных для него воспоминаний.