Наоборот

Помадка эта изобретена была Сироденом и называлась "Пиренейская жемчужина". В нее добавлялся саркант, и он заполнял ее, точно капля некоего женского эликсира. Сладкий нектар растекался по кебу и будил смутные воспоминания о жемчужном бисере жгучей, словно небывалый уксус, слюны, о поцелуях долгих, благоуханных.

Прежде эти вбираемые им ароматы страсти и ласк выбывали у него, как правило, улыбку. Они мало-помалу навевали грезу наготы и на миг вызывали из небытия ощущение некогда столь любимых им женщин. Но теперь вкус помадки прекратил свое тайное действие и перестал напоминать о далеком, забытом. Более того, ныне он, не оставив места для покрова и тайны, явил дез Эссенту образы грубые и по-плотски осязаемые.

Сладость леденца сделала лица его возлюбленных зримыми. Целая вереница красоток прошла перед ним, пока та, что возглавляла это шествие, не остановилась. У этой прелестной блондинки были ровные белые зубы, гладкая розовая кожа, тупой нос, глазки-бусинки и короткая, как у болонки, стрижка.

Ее звали мисс Урания. Эта хорошо сложенная, с нервными ногами, сильной и крепкой хваткой рук американка слыла отличной цирковой акробаткой.

Дез Эссент подолгу наблюдал за ней на представлениях. Поначалу он воспринимал ее такой, какой она была, -- красивой, крепкой, но не испытывал ни малейшего желания узнать ее ближе. В ней не заключалось ничего такого, что могло бы привлечь человека пресыщенного, и все же он снова и снова приходил в цирк, не понимая причины и цели своих визитов.

Со временем при взгляде на нее к нему стала приходить странная мысль. Чем больше он любовался ее силой и ловкостью, тем яснее видел в ней искусственную перемену пола. Делались незаметными обезьянья ловкость и дамские ужимки, а вместо них заявляли о себе сноровка и мощь самца. Иными словами, поначалу явно женщина, затем нечто промежуточное, почти гермафродит, циркачка в конце концов приобрела образ мужчины.

"Если верзила способен влюбиться в нежную и хрупкую девочку, значит, и эта силачка может найти что-то в таком малокровном и слабом человеке, как я", -- подумал дез Эссент. Погрузившись в размышления о своей персоне и различные сравнения, он пришел к заключению, что и сам становится все более женственным, и, в итоге окончательно влюбившись в циркачку, стал мечтать о ней, подобно тому как анемичная девица грезит о геркулесе, способном раздавить ее в своих объятиях.

Подобная перемена ролей невероятно возбудила дез Эссента. "Мы же с ней созданы друг для друга", -- решил он. И теперь его уже не ужасала, а приводила в восхищение ее звериная сила и вдобавок начала притягивать к себе грубость ласк и беспринципность покупной любви. Для него было наслаждением заплатить бешеные деньги угодливому олуху-сутенеру.

И, мечтая об обольщении акробатки и возможности превращения мечты в реальность, он мечту эту как бы возвел в общий принцип. Приписав циркачке собственные мысли и желания, дез Эссент был уверен, что артистка жаждет того же, что и он, когда с искусственно застывшей улыбкой взлетает на трапеции.

И вот наконец он обратился за помощью к контролершам. Мисс Урания не захотела уступить сразу, без предварительного ухаживания. Однако и не слишком долго сопротивлялась, потому что, по слухам, знала, что дез Эссент богат и его имя способствует успеху привлекательной женщины.

Но, едва он удовлетворил желание, как пришло самое горькое разочарование. Дез Эссент воображал, что за циркачкиным тупоумием скрывается звериная ограниченность ярмарочного силача, а столкнулся, увы, с обычной бабьей глупостью. Да, конечно, циркачка была по-первобытному неотесанной, грубой и безмозглой и за столом вела себя по-свински, но получалось, что главное в ней -- женская инфантильность. Она несла всякую околесицу и кокетничала, как пустая девчонка. Никакого перехода от женского начала к мужскому в ней не было и в помине.

Да еще при всем том в постели она вела себя пуритански сдержанно. Не наделена она была ни теми ухватками атлета, которых дез Эссент и боялся, и жаждал, ни, вопреки его тайной надежде, противоестественными склонностями и капризами. Не исключено, что если бы он разобрался в своих пристрастиях, то, может, понял бы, что на деле его влечет к кому-то хрупкому и слабому, к темпераменту, не отличающемуся от его собственного. И тогда он бы и вовсе обнаружил в себе склонность не к барышне, а к озорному парню, смешному тощему клоуну.

Однако дез Эссент снова обрел свое на время утраченное мужское лицо. Чувство женственности своей натуры, связанные с ней страхи, также оплаченная звонкой монетой жажда подчиняться некоему покровителю исчезли. Обманываться было невозможно. Мисс Урания оказалась самой заурядной любовницей и ни в коей мере не удовлетворяла художество дезэссентова ума, которое сама же и привела в действие.

Поначалу, правда, прелесть молодого тела и дивная красота поразили и увлекли его, но очень скоро он начал тяготиться этой связью и ускорил разрыв, ибо ощущал, как обостряется его преждевременное бессилие из-за холодных и отмеренных ласк.