Наоборот

Затем дез Эссент взял в руки веер, разогнал собравщиеся было облака и оставил нетронутым лишь запах деревни, который, то исчезая, то появляясь вновь, стал подобием песенного припева.

Но вот постепенно сделались незримыми женские юбки. Опустела и деревня. И тогда на воображаемом горизонте появились заводы, над которыми, как гигантские кубки с пуншем, дымили трубы.

На этот раз ветерок, поднятый дезэссентовым веером, принес запах фабричной краски, одновременно и нездоровый, и чем-то возбуждающий.

Опыты дез Эссента этим не ограничились. Теперь он мял в пальцах шарик стиракса, и в комнате возник очень странный запах, сочетавший тонкое благоухание дикого нарцисса с вонью гуттаперчи и угольного масла. Дез Эссент протер руки, спрятал стираксовый шарик в пузырек с плотно завинчивающейся крышкой. Запах фабрики улетучился, и снова ожил аромат луга и липы. Дез Эссент разбавил его несколькими каплями настойки "new mown hay", и вот в воображаемом селении не стало сирени. Ее заменило сено: пришло новое время года, а с ним наступил черед и новых запахов.

Наконец дез Эссент сполна насладился всем, чем только хотел.

Затем он без промедления взялся за экзотические экстракты и для большей силы аромата выпустил на волю все оставшиеся в флаконах благовония. В комнате стало чудовищно душно: бурные вздохи разгулявшейся природы были ни на что не похожи. В этом искусственном сочетании несочетаемого заключалась определенная броскость и прелесть. Дух тропических перцев, китайского сандала и ямайкской гедиосмии соседствовал с чисто французским запахом жасмина, вербены и боярышника. На свет вопреки всем законам природы и временам года появились самые немыслимые цветы и деревья. Среди этого многообразия и смешения ароматов было и нечто неразложимое -- запах безымянный, незваный, неуловимый. Он-то и будил в памяти настойчивый образ начальной декоративной фразы -- благоухания луга, липы и сирени.

Неожиданно дез Эссент ощутил сильную боль. У него страшно закололо в висках. Когда он очнулся, то увидел, что сидит за столиком в своей туалетной комнате. Нетвердыми шагами он с трудом подошел к окну и открыл его. Свежий воздух ворвался в душную комнату. Чтобы размяться, дез Эссент стал ходить взад-вперед, наблюдая, как на потолке ползают крабы среди пропитанных солью водорослей, своим цветом напоминавших светлый морской песок. Плинтусы были также светлого цвета, а панели стен, обитые японским жатым крепом, -бледно-зеленого. По этой волнующейся поверхности плыл лепесток розы, а вокруг него, выведенные одним росчерком пера, резвились рыбки.

Но голова у дез Эссента все еще побаливала. Он перестал шагать из угла в угол и облокотился на подоконник. Головокружение прекратилось. Он плотно закрыл флаконы и заодно решил навести порядок в своих туалетных принадлежностях. С момента переезда в фонтенейский дом он к ним не притрагивался. И теперь был поражен богатством собственной коллекции, которая привлекала пытливый интерес не одной красавицы. Баночек и скляночек было несметное множество. Вот зеленая фарфоровая чашечка со шнудой, тем восхитительным белым кремом, который на щеках под воздействием воздуха сначала розовеет, а позже делается пунцовым и создает эффект яркого румянца. А вот в пузырьках, инкрустированных ракушками, -- лаки: японский золотой и афинский зеленый, цвета шпанской мушки; другие золотые и зеленые, способные менять свой оттенок в зависимости от концентрации. Далее шли баночки с ореховой пастой, восточными притираниями, маслом кашмирской лилии, а также бутылочки с земляничным и брусничным лосьонами для кожи лица. Рядом с ними располагались китайская тушь и розовая вода. Подле вперемежку со щетками для массажа десен из люцерны находились разнообразные приспособления и приспособленьица из кости, перламутра, стали, серебра и прочих материалов, наподобие щипчиков, ножничек, скребков, растушевок, лент, пуховок, чесалок, мушек и кисточек.

Он перебрал все эти предметы. Когда-то он обзавелся ими по настоянию одной из своих возлюбленных, от некоторых ароматов и запахов падавшей в обморок. Дама была нервной, истеричной, обожала умащать свой бюст благовониями, но настоящее, высшее наслаждение испытывала лишь тогда, когда в разгар ласк умудрялась почесать гребнем голову или вдохнуть запах сажи, известки, которую смочил дождь, а также дорожной пыли, прибитой летним ливнем.

Дез Эссенту припомнилось и другое. Он восстановил в памяти, как однажды вечером, не зная, чем заняться, из любопытства отправился с ней к ее сестре в Пантэн. И тотчас ожил в его воспоминаниях целый мир забытых мыслей и запахов. Пока сестры болтали и хвастались платьями, он подошел к окну и сквозь пыльное стекло увидел грязную улицу и услышал шлепанье галош по лужам.