Итак, моего нового друга звали Кристофер. Молодой темнокожий мужчина сорока лет уже как второй год находился в безрадостных стенах этой клиники после того, как его старшая дочь отказалась от него не в силах больше терпеть выходки некогда любимого и дорогого отца. Награждённый от рождения тремором Холмса, который вдобавок усилился ещё после аварии, унёсшей жизнь его жены и младшей дочери, Кристофер был просто убит горем, что, в конечном счёте, и побудило психику устоявшегося мужчины расколоться буквально на два эпизода: до и после злополучного дня. Иногда он мог как ни в чём не бывало спокойно ходить днями по корпусу, мило беседуя и улыбаясь каждому из персонала, а иногда, когда призраки прошлого настигали его в закоулках больничных апартаментов, Кристофер просто забивался в угол и оглашал клинику стонами и дикими воплями. Мне ещё ни к кому не приходилось так долго искать нужный подход, да если честно, то не я его и нашла. Просто серьёзно вымотавшись с Кристофером и не получив требуемого врачами от меня результата, я забилась в тёмный угол тыльной стороны здания, чтобы вволю нарыдаться и сбросить эмоции. Когда мои страдания уже подходили к кульминационной отметке, я услышала спокойную реплику, произнесённую в мой адрес: «Кожа вокруг глаз слишком чувствительна, чтобы её баловать таким количеством соли!». Я подняла свои заплаканные и опухшие веки и сквозь мутные солевые капли на склеенных от смеси туши и слёз ресничках разглядела стоящего неподалёку улыбающегося во весь рот Кристофера, который осторожно протягивал мне сорванную полевую ромашку.
– Вы думаете, что отвар из ромашек исправить моё настоящее положение, – я протянула руку в его сторону в попытке забрать цветок из его дрожащих уже не только из-за тремора рук.
– Думаю, что нет, но я готов целыми днями рвать их для вас уже потому, что эти цветы заставляют вас улыбаться, – Кристофер осторожно протянул мне ромашку, и я, не касаясь его руки, осторожно выхватила цветок. Это и был наш с Кристофером первый разговор по душам, который и положил начало для более тесного общения и обоюдного друг к другу доверия.
Я со временем, но всё-таки смогла добиться его искреннего расположения и научилась ухаживать за ним так же, как и за другими своими пациентами. И наконец-то мой Кристофер хоть и побритый наголо, но всё же приобрёл довольно опрятный и ухоженный вид, и мне даже разрешили ежедневно прогуливаться с ним по прилегающей территории, рассекая каменные дорожки поросшей мхом психиатрической больницы. Трудно себе даже представить, сколько же нового я узнала от Кристофера, но ещё труднее было поверить в то, что он тоже учился у меня, и эти навыки были важнее, потому что учили его самому главному – умению жить среди людей, умению доверять и не отказываться от помощи, какой бы она ни была. Жаль, что не все люди готовы к искренней помощи и самоотдаче, но это я поняла уже гораздо позднее.
Однажды в одну такую прогулку Кристофер вёл себя более чем странно: всё время молчал и тихо перебирал пальцами, а на мои вопросы лишь односложно кивал головой, но когда мы уже достаточно удалились от здания, он внезапно затащил меня в колючие кусты какого-то хвойника и плотно зажал рот. Я так испугалась, думая, что сейчас Кристофер набросится на меня и будет насиловать, не заметив даже такого важного факта, что он сам ко мне прикоснулся своей голой рукой, хотя боялся этого больше всего на свете.
– Милая Элис, прошу тебя, попытайся сейчас не кричать! Здесь что-то творится. Вчера моего соседа по комнате, который, как ты сама знаешь, шёл на поправку, почему-то увезли в реанимацию, а потом я слышал крики, но большего всего меня поразило то, что ночью его перевели в закрытую палату для буйных, а весь путь перемещения его до палаты украсила ленточка крови. – Кристофер отпустил меня, но руку по-прежнему держал у моего рта, – Элис, с ним накануне всё было отлично, он выздоровел, его должны были выписать, а тут такое странное дело.
Я аккуратно дотронулась до руки и наконец-то убрала её от своего рта. Его спокойная на это реакция дала мне возможность и в дальнейшем не выпускать его дрожащую теперь уже от испуга руку из своей надёжной и крепкой.
– Кристофер, я обязательно узнаю подробности того, что с ним по правде случилось, я уверенна в том, что тебе не о чём так волноваться. – Я всячески пыталась его успокоить, хотя в душе сама немного была взбудоражена.
– Элис, Элис, я боюсь, что он не единственный с кем так внезапно случилось обострение. Прошу тебя, будь осторожна. – Кристофер потянул меня за руку, вытягивая из колючих зарослей, – надо идти, а то остальные что-нибудь заподозрят.