Наоми

Первое, что я увидела, копаясь в сознании, меня, мягко сказать, потрясло. Не моё первое слово или шаги, не мамины жаркие объятия, не папина забота или шалости с дядями, а убийство, своё первое убийство, совершённое мной где-то в шесть лет, чётким фрагментом зависло в моей фильмотеке. Тогда я изрядно напакостила в часовне, что стоит у нас позади дома. Я часто вымещала зло именно на этом здании, считая, что оно лишнее на нашем участке. В этот раз я замазала икону и стены белой эмалью. Мама, конечно, всё позже оттёрла, но я была за это наказана. Меня заставили почему-то убираться на могиле тётушки Меган, при жизни которой меня ещё и в помине не было. Моё недовольство утихло при виде слабой травяной растительности у надгробья. Но Мама, очевидно зная об этом, настояла на том, чтобы я тщательно вымыла памятник, который частенько обгаживают птицы, садящиеся по вечерам на дерево ивы, растущее прям на могиле, а в завершении ещё и посадила цветы, если мне память не изменяет, то это должны были быть незабудки. Когда моё наказание вошло в заключительную фазу, а именно, посадку рассады, внезапно севшая на ветку ивы птица нагадила прямо на только что помытый мною памятник. Я сильно взбесилась от подобного действа, а ещё больше от того, что мне предстоит мыть этот памятник заново. Но внезапно вырвавшаяся из меня фраза «да чтоб ты сдохла безмозглая тварь» мгновенно умертвила птицу, которая, падая на тётушкину могилу, скатилась мне в ноги. Это был первый раз, когда я обнажила для всех мой ужасный талант. Я не могла превращаться, как мама, в фурию, не умела летать, мне не нужно было убивать для того, чтобы жить, и мой дар не был мне наказанием, и, возможно, от этого я так вольготно им пользовалась в будущем, лишая жизни людей. Ощущая себя такой важной и могущественной, шутка ли, я могла останавливать силой мысли любое бьющееся здоровое сердце, кроме маминого, конечно, говорю так, потому что пыталась, я забыла о главной своей составляющей – человечности и любви, с которой меня зачали родители. Ведь, честно сказать, если бы папа умер или так и остался бы Ангелом Смерти, то меня вовсе и не было бы на этой грешной земле.

Следующая картинка всплыла в моей памяти автономно, словно подтягиваясь на ниточках за первым фрагментом, и, как ни крути, она так же не была образцовой. В декабре мы с мамой, как обычно, ездили по магазинам в поисках нужных подарков на Рождество. Куча всякого товара, ожидающего своего предпродажного часа, было вывалено на полки в супермаркетах в надежде на ликвидацию новогодних запасов. Мама всегда на меня денег не особо жалела, но и не баловала, хотя ведь могла. Всегда покупка дорогой и желанной мне вещи, будь то одежда, мебель в детскую или игрушка, сопровождалась какой-то отдачей с моей стороны. Обычно она заключалась в отличных отметках по учёбе или достижениях в спорте, но всегда, несмотря ни на что, имела место быть в наших с Мамой непростых отношениях. Только сейчас я подметила, что вообще мало кому известен был факт моих профессиональных занятий спортом, а точнее фигурным катанием. И это произошло не потому, что у меня были плохие успехи, а потому, что я была одиночкой в своих стремлениях и желаниях – одинокий волк без друзей, без подруг и даже без собственной семьи, как выяснилось, но уже позже. Я сама настолько отстранилась от всех, что иной раз люди просто боялись приближаться ко мне. Так постепенно и получилось, что я была вроде бы со всеми, но, в сущности, одна одинёшенька. Я, как дикая роза, привлекала внимание окружающих, но держала всех на расстоянии, запугивая своими шипами.

Наконец-то, подобрав подарки для всех членов семьи, Мама разрешила и мне выбрать себе что-то особенное. При выборе особо я не была ограничена и могла позволить себе всё, что угодно, в пределах дозволенного, разумеется. Поэтому мне необходимо было выбрать что-то такое, чего у других бы не было, или просто я должна захотеть эту вещь всеми фибрами своей испорченной детской души.