Наондель

В следующий раз это случилось, когда я уже шла на поправку. Однажды вечером я сидела на западной веранде. Жара миновала, западные ветры приносили прохладу. Я была одна: малыши уже спали, мать готовила в большой комнате творог из козьего молока, а отец ушел к покупателю, заказавшему ему мандолину.

Ветер зашуршал листвою у меня над головой. Я услышала его приближение задолго до того, как он приблизился. Он обдул меня, и я оказалась на ярмарочном дереве перед прилавками торговцев, пробовала всякие вкусности, и никто меня не останавливал, напротив, все улыбались и кивали. Одновременно я сидела на скамеечке на нашей веранде, ощущая в волосах западный ветер. Вкус сладостей переполнял рот, от сладости свело челюсти, я все ела и ела, продолжая неподвижно сидеть на скамеечке, и не могла пошевелиться. Казалось, меня душат, и в конце концов меня вырвало прямо на колени.

Прибежала мать, она не ругалась. Внесла меня в дом, отмыла, дала мне протереть рот острыми приправами. Но сладкий вкус не покидал меня. Когда она уложила меня на мой спальный коврик рядом с младшими, моя сестра Оэра зачмокала во сне.

* * *

Я боялась, что схожу с ума. Не понимала, что со мной происходит. Ни с кем не говорила об этом – до сна Аурело.

Я снова превратилась в рыбку, и мы с Аурело играли на нашем любимом дереве. Это было дерево каора, росшее возле самого уреза воды, с такой плотной кроной, что в нем можно было спрятаться целиком. Все утро мы плавали в океане, я наслаждалась тем, что снова могу управлять своим телом, а потом мы поели устриц и плодов каоры. Теперь мы лежали, каждый на своей развилке между двух веток, сытые и усталые, а ветер охлаждал наши тела. Тут Аурело посмотрел на меня из-под своих густых ресниц.

– За время болезни ты так ослабела. Руки у тебя теперь не такие сильные, как у меня, – он указал пальцем. – Посмотри. Они у тебя совершенно круглые.

Он окинул меня взглядом.

– У тебя все округлилось.

Я кинула в него косточкой от каоры, та попала ему прямо в лоб.

– Но кидаю я по-прежнему лучше, чем ты.

Повернувшись на бок, я закрыла глаза. Вокруг меня царили привычные звуки, было тепло, меня стало клонить в сон. Я подумала, что скоро мы поплывем на парусной лодке к бабушке. Ее белый остров – одно из моих самых любимых мест. Обожаю запах дыма от ее трубки.

Тут я почувствовала запах разогретой на солнце кожи. Передо мной на развилке веток лежало тело. Тело девочки с округлившимися бедрами. Я протянула руку и погладила мягкий живот. Орсеола улыбнулась мне.

В тот момент я заставила себя проснуться. Для этого потребовалось нечеловеческое усилие. Сердце у меня стучало, я резко села, мир вокруг меня крутился, мне пришлось схватиться за ствол дерева, чтобы не упасть. Аурело лежал в своей развилке и спал – я знала: это его сон я только что видела. Его глаза оглядывали мое тело, его рука прикасалась ко мне. Но ощущение было ужасное – увидеть себя в чужом сне, взглянуть на себя чужими глазами. Я не знала, что существует на самом деле, а что нет, все смешалось – как в тумане, который опускается на Говели зимой, иногда на несколько дней, иногда на несколько недель. Я вцепилась зубами в ветку. Кора имела привкус пыли, зеленое дерево внутри показалось мне острым и горьким. Это по-настоящему. Это реальность.

Не будя Аурело, я полезла выше, перебралась на большое дерево и оттуда вернулась обратно в город и к нашему жилому дереву. Мать была дома, она сидела в большой комнате и кормила Оэру измельченным манго. Обаре играл своей лодочкой из коры. В окна проникал солнечный свет, пахло скисшим молоком и перезрелыми фруктами.

Я настороженно относилась ко всему. Все могло оказаться заблуждением, сном другого человека. Я постаралась подумать о том, что знала только Орсеола: где спрятан ее первый зуб, где она украла свой первый фрукт, с кем она в последний раз дралась. Но откуда мне знать, настоящие ли это воспоминания?

– Мать, когда ты начала ткать сны?

Мать облизала ложку, повесила ее на стену и поставила Оэру на пол. Та поползла к Обаре и принялась отнимать у него лодку.

– Я только что стала женщиной, – ответила мать и потянулась, так что в спине у нее захрустело. Она проработала при дворе большую часть ночи. – Была чуть старше тебя. Моя мать проверила меня, как всегда проверяли всех женщин в нашем роду. Она велела мне сесть у постели спящего и спросила меня, что я вижу.

Она устремила взгляд в окно, но я знала: она видит не качающиеся ветви, а свое давнее воспоминание.

– Там был бескрайний океан и маленькая лодочка на нем. Кто сидел в лодочке, я не разглядела. Поначалу мой дар был едва ощутим.

– Как ты научилась ткать?

В голове у меня стучало. Перед глазами стояла та рука – чужая рука, касавшаяся моей груди.

Мать фыркнула и поднялась.

– Ты же знаешь, какова она – твоя бабушка. Она не могла обучить меня профессии, как мастер учит подмастерье – о нет! Мне все пришлось познавать самой. Набить себе шишек и синяков. Потерять на этом годы. Тебе не придется повторять мой путь. Если твое время настанет, я обучу тебя сама, ты сможешь избежать моих ошибок.