Наощупь

И я представляю. Его широкую распластанную ладонь на моем животе. Я вижу длинные смуглые пальцы с аккуратно подрезанными ногтями и выступающие на коже вены. Красиво. Невыносимо, невозможно прекрасно. Я могу так лежать целую вечность, но мой сон движется дальше. Как и руки моего призрачного любовника. С шеи на мочку уха, едва касаясь — вниз. Шершавыми кончиками пальцев трогает через ткань сорочки вершинку соска. Прикосновения едва ощутимы — оттого, возможно, все мои чувства обостряются донельзя. Меня разрывает мириадами противоречивых желаний. Мне хочется продолжать в том же темпе… Мне кажется, я умру, если он не остановится… Но в то же время я абсолютно уверена, что если это случится — смерть за мной придет наверняка!

Рука на животе оживает. Перемещается на бедро и дальше — к самому сокровенному. Через ткань надавливает на мою промежность, находит пальцами жаркий возбужденный бугорок. Я полностью мокрая и готовая для него. Чуть развожу ноги, давая его ласкам больший простор, и захлебываюсь стоном, когда его твердые пальцы скользят по моим лепесткам.

В мой сон врываются посторонние звуки. Я пытаюсь их игнорировать, но в какой-то момент это становится просто невозможно. Открываю веки и наталкиваюсь взглядом на виноватый взгляд мужа.

— Привет.

— Привет. Ты себя хорошо чувствуешь? Ты стонала…

Я сажусь на кровати, стряхивая с себя остатки сна. Он был настолько реальным, что я не сразу прихожу в себя.

— Да… Все нормально… Который час?

— Уже семь…

— О господи… Где ты так долго был?

Зачем я спрашиваю? Чтобы услышать очередную ложь? Это то, что мне действительно нужно? Серьезно? Живот тянет, между ног влажно и скользко. Мое настроение скатывается до отметки ноль. До чего я докатилась… Есть ли вообще в этой пропасти дно?

— Я…

— Только не говори, что был на работе, Голубкин. Даже как-то обидно, что за столько лет ты не придумал более правдоподобной легенды.

Сашка пыжится и возмущенно раздувает ноздри. Чувствую себя зрителем в театре одного актера. И все бы хорошо — да только репертуар безнадежно устарел.

— А я ничего не придумываю, Таня. Заметь, ты все озвучиваешь за меня.

Чувствую, что начинаю скатываться в истерику. Зря. Ведь все статьи, посвященные теме возвращения блудного мужа, начинаются с того, что истерики в данном случае — последнее дело. Доморощенные психологи убеждены, что неверному в родных пенатах должны быть обеспечены максимально комфортные, приближенные к санаторным, условия. Никаких скандалов и, боже упаси, никаких упреков… Улыбка на лице, вкусные завтраки, которыми, почему-то считается, любовница не озаботится. Господи, какая чушь…

— Ну, так озвучь свою версию. Кто тебе мешает?

Я могу собой гордиться. Мой голос почти не дрожит. Я встаю с постели и отхожу к окну. Иначе… Не знаю, что… Вцеплюсь в него, как питбуль. Зубами в глотку.

— Я ухожу, Таня.

— Что?

Мой голос больше похож на хрип. Я собой гордилась? Забудьте… У нас было всякое. Но до этого никогда не доходило. Никогда.

— Я ухожу. Мы давно уже чужие люди…

— Ох, избавь меня от этого! — разворачиваюсь резко, даже в глазах темнеет. Обида с силой давит на сердце, и, мне кажется, оно идет трещинами.

— Ну, вот! А ведь я хотел с тобой нормально поговорить! Как взрослые люди!

Он берет чемодан. Тот, который я покупала для поездки в Грецию, и начинает методично складывать в него свои вещи.

— Подожди… Что ты делаешь? — как последняя дура спрашиваю я и начинаю так же методично возвращать их назад.

— Тань, ну, прекрати, а? Не трави душу…

Я оседаю на пол. Театрально? Возможно. Я и не утверждала, что у нас один Сашка — актер. Мы все живем будто в чертовой Санта-Барбаре.

— Не трави душу? — повторяю, слизывая проклятые слезы с губ. — Это точно твоя реплика, Саша? Может ты перепутал сценарий?

— Бл*дь! Ну, почему всегда так?! Почему нельзя по нормальному?

— По нормальному? — смеюсь, смехом срываю горло, — Знаешь, а я тоже всегда задавалась этим вопросом. Почему нельзя? А, Голубкин? Тебе что не хватает? Жена — умница, красавица, дети — пацаны, гордость для любого нормального мужика… Дом — полная чаша. Секс… раком, боком и с прискоком, я тебе хоть в чем-то отказывала? Су-у-ука! Да я вагинопластику для тебя сделала, чтобы тебе, любимому, потуже было! Я сделала чертову вагинопластику!

— Всему дому об этом расскажи, — буркнул Сашка, дергая замки на чемодане.

— Подожди! — закричала я, вскакивая с пола. — Подожди, Сашка… — выдохнула со всхлипом, встряхнула головой. — У Демида выпускной послезавтра. Мы должны на него пойти… Вместе. Ведь мы же родители! Что я ему скажу? Что тебе не до него?

— Я могу прийти на выпускной вечер.

— Послушай… Пожалуйста, давай не так! Зачем портить ребенку праздник?

— Ему почти восемнадцать, Таня. Не такой уж он и малыш.

Конечно, ему виднее. Сам-то трах*ет не намного более старшую…

— Но все же! Зачем торопиться, Саш? Я прошу два-три дня. Потом… потом уходи, если не передумаешь, я…