Напарница

— Куда вы меня ведёте? — спросила я, поняв, что мы свернули с главных улиц, где стояли самые респектабельные дома, в какую-то глушь, и ни на одном из зданий, мимо которых мы проходили, не было шпаги. — Или решили избавиться, коль скоро не можете жениться?

— Вот уж язык ядовитый! — ругнулся Дрон Перте. — Нет, сударыня, мы с вами идём наносить визит, как и собирались.

— Однако же странное место для приглашённой на ваши концерты, — отметила я, и сын синдика согласился.

— Приезжая, — пояснил он, — вот уж не знаю, почему никто не дал себе труда рассказать барышне, как и что.

— Быть может, и рассказали, но она не послушалась? — предположила я. — А почему мы с неё начинаем визиты? Она какая-то важная особа, что вы не могли отправить ей письмо?

— Она не отвечает на письма, — хмуро ответил сын синдика. — И не принимает гостей.

— Тогда почему же?..

— Потому что, кроме неё, у нас почти никто не может блеснуть музыкальными талантами, — ещё более хмуро объяснил Дрон Перте. — Я слышал, что приезжая барышня замечательно играет на рояле и уговорил матушку устроить концерт, думая улестить её на участие. Но она не дала мне даже попытаться!

— И благотворительный концерт в пользу вашего кармана оказался под угрозой, — заметила я.

Сын синдика напрягся.

— Не только поэтому, сударыня, — холодно ответил он и остановился у дверей дома, настолько грязного, что не представлялось возможным угадать цвет, в который он некогда был покрашен.

— Но если она не принимает гостей, чего вы ждёте от нашего визита? — изумилась я.

— Многого, — коротко ответил сын синдика и взялся за дверной молоток. На стук вышел лакей в острийском костюме, но дейстрийских башмаках и, коротко поклонившись, сообщил, что хозяйка никого не принимает, а если мы к другим жильцам дома, то следовало подойти к крыльцу с другой стороны здания. И хотел уже захлопнуть дверь, когда сын синдика просунул в быстро исчезающую щель ногу и, держась за ручку, настойчиво потребовал приёма. Как бы невзначай он при этом положил свободную руку на эфес шпаги, и лакей отступил внутрь, не решаясь спорить с вооружённым дворянином.

— Вы уж простите, хозяин, — заискивающе произнёс слуга. — Я бы рад пустить, да никого она не принимает, а сейчас и вовсе не может.

— Разве она больна? — уточнил сын синдика и сделал ещё один шаг внутрь.

— Нет, сударь, но она неодета, и…

В глубине дома хлопнула дверь, и лакей облегчённо выдохнул.

— Я хотел сказать, милостивый хозяин, хозяюшка ушла на прогулку.

— А когда вернётся, не знаешь? — усмехнулся сын синдика.

— Не знаю, милостивый хозяин! — подтвердил лакей. Дрон Перте, вместо того, чтобы возмутиться столь очевидной ложью, протянул слуге монету в пять грошей и, кивнув мне, спустился с крыльца. Дверь захлопнулась с неприличной поспешностью, но сын синдика только усмехнулся и подал мне руку.

— А теперь, сударыня, поторопимся, коль скоро мы выманили птичку из гнёздышка.

— Сударь? — возмутилась я. — Вы хотите сказать, что нарочно затеяли этот спектакль и вовсе не надеялись на встречу?

— Разумеется, — не стал отрицать очевидное авантюрист. — Я подметил, что дейстрийская барышня уходит из дома всякий раз, как к ней являются с визитом. Уж не знаю, зачем она это делает, не то из щепетильности, не то боится, что к ней всё же прорвутся силой. Но не мог же я сам останавливать незнакомую девушку на улице и набиваться в знакомство! А вот с вами мы всё проделаем быстро и элегантно.

— Но, послушайте, сударь, мне бы тоже не хотелось насильно набиваться на знакомство с посторонней дамой! — запротестовала я, увлекаемая Дроном Перте по грязной улочке.

— Вам-то как раз и не придётся, сударыня, — загадочно ответил авантюрист, и мы свернули за угол, чуть не сбив с ног хрупкую девушку в дейстрийском костюме для прогулок.