Наперегонки со смертью

– Миляга Гордеев, этот гребаный волшебник, на поверку оказавшийся настоящей злюкой, тоже возжаждал кресла почившего принца-бизнесмена, уготовив Зойке Синице своим планом место в государственной иерархии чуть выше того самого толчка, к которому даже царствующие особы ходят пешком. Ясное дело, она сильно возмутилась такому повороту дел. (Я бы сделал то же самое). Но опять-таки расписка… Пришлось бедной девушке сделать вид будто она по-прежнему верна волшебнику из "конторы" и готова сделать для него все, что угодно. А был у мага один недруг, странствующий рыцарь, которого он хотел сплавить куда подальше и желательно вперед ногами. Вот его-то миляга Гордеев и решил сделать козлом отпущения, представив дело так, что принца Додика в припадке любовного безумия извел именно этот паладин. Которого звали сэр Гена Чернов. Дело в том, что хитроумный волшебник-гэбист не хотел наглой смерти странствующего рыцаря – это когда какой-нибудь подкупленный голодранец шмальнет по бедному малому из-за угла, например, из фузеи или мушкета. Отнюдь. А то понаедут служивые людишки, кореша Гены Чернова, начнут выяснять что да почему и с какой стати загубили их друга, героя многолетней чеченской войны, найдут кончик ниточки, которая потянется в "контору"… Одним словом – маята. Этот, как оказалось очень скверный, дядя-волшебник мечтал замочить паладина чин по чину – со свидетелями, потерпевшей и уснувшим навеки объектом злодейских поползновений удалого рыцаря, то есть несчастным и глупым принцем. Чтобы паладин не мешал волшебнику делать шахермахер и примерять корону. В один прекрасный вечер, согласно разработанному плану, Нью-Золушка пошла в трактир и своими неотразимыми чарами затащила меднолобого глупца, по рыцарскому обычаю витающего в высоких сферах, в свою постель. (Что, между прочим, паладину очень даже понравилось)…

О, чудо – "безутешная" вдова вдруг покраснела! Нет, все-таки художественное слово имеет большую власть над человеческими душами…

– А пока они развлекались в королевской постели под балдахином, возвратился принц, прервав государственный визит, – продолжал я свою "балладу". – Доброжелатели сообщили ему, что его супруга теряет свою честь с умопомрачительной быстротой и производительностью. Пришлось паладину спасться от сановного и очень разъяренного рогоносца даже без порток. Вот тут-то и случилось страшное злодеяние. В то время, как потерявший голову и к тому же совершенно голый паладин висел, цепляясь за балкончик алькова принцессы, некий басурман, прятавшийся в потайной комнате дворца, выскочил из своей норки и завалил принца как охотник сохатого, нашпиговав его свинцом со знанием дела и от всей души. Потом этот сукин сын бросился искать рыцаря-любовника, чтобы и его присоединить к почившему принцу. Это чтобы изобразить случившееся так, будто принц и рыцарь в порыве любовной разборки застрелили друг друга. Но паладина, к огромному удивлению интриганов, и след простыл. Ландскнехту-убийце не осталось ничего другого как быстренько слинять, а принцесса, ожидая вызванных кем-то стражников, поставила себе несколько синяков, расцарапала колено, чтобы вымазать кровью постель, и порвала свою одежду, дабы изобразить паладина еще и насильником.

Вот такая получилась мизансцена перед приходом стражи…

Мои благодарные слушательницы превратились в две мраморные статуи. Между прочим, очень красивые статуи. По-моему, они даже перестали дышать. Живыми остались только глаза – огромные, что в одной, что в другой, и влажные как у благородных газелей. Мое бедное сердце вдруг затрепетало и мне очень захотелось, чтобы время вернулось вспять.

Увы…

– Дело в том, что, услышав выстрелы, испуганный рыцарь совершил настоящий подвиг.

Нет, он не стал сражаться с наемником-басурманом, который показался ему огнедышащим драконом, – что сделаешь без меча и панциря, а тем более без пищали?

Паладин решил временно отступить, чтобы потом наказать неизвестных злодеев. Что он и сделал, ловко вскарабкавшись по отвесной стене на балкон другой красавицы, подруги принцессы… – Я исподлобья посмотрел на Юлию. – Чем привел в изумление своих недоброжелателей и временно расстроил их коварный план.

Она раскрыла свой прелестный ротик, будто намереваясь что-то сказать, но тут же плотно сжала свои розовые пухлые губы. В ее глазах застыл даже не испуг, а ужас.

– Короче говоря, рыцарь ускользнул из рук стражи, весьма огорчив злюку-волшебника, который не ожидал от него такой прыти. На этом можно было бы и закончить первую часть сказки. Однако, есть одно "но"… – Я перевел взгляд на Зою.

Белокурая нимфа еще держалась. И все же испарина, выступившая на ее лбу, гладком и благородном как бильярдный шар из слоновой кости, говорила о нелегкой борьбе, происходившей где-то внутри, под двумя упругими полушариями, туго обтянутыми блузкой.