Наперегонки со смертью

— Не страшно это, — утешил меня священник. — Господу нашему не сухой формуляр требуется, а искреннее слово твое, как бы оно ни было сказано. Формуляры — они людьми придуманы, для людей же, чтобы легче было вместе молиться. Пройдем в исповедальню, облегчи душу свою. Нельзя нести непосильный груз, хотя Господь в мудрости своей никогда не дает человеку креста не по силам его. Но взывать о малых силах своих свойственно нестойкой душе.

И меня прорвало. Исповедоваться я начал сразу, не отходя от тетрапода. Просто «как на духу» рассказал священнику про все, что произошло со мной за последний месяц. В том числе и про гарем, и про войну, и про видения свои в госпитале, и про то, как спал сегодня с докторицей. Ничего не утаил.

Священник был стар. Очень стар. Лет, наверное, восьмидесяти. Сухой очень. С желтоватым пушком вокруг тонзуры, пергаментной морщинистой кожей на лице, но удивительно пронзительными черными глазами, в которых чуялась немалая духовная сила.

— Нехорошо это, сын мой, — взял слово падре, когда я закончил исповедоваться, — взяв на себя благородную миссию — вернуть блудниц к нормальной жизни, самому же при этом блудить с ними. Осознай это. А вот что замуж их отдаешь — это благо. Греха же убийства на тебе нет, так как защищал ты пасомых своих от дорожных бандитов — пособников диавола на этой земле, ибо они уже не люди. Люди, даже заблудшие, такого не творят. Именем Отца и Сына и Духа Святого отпускаю тебе все грехи твои. Иди, сын мой, и больше не греши, по возможности.

Я сделал три шага к отрытым дверям церкви, но тут же обернулся:

— А как же заупокойная служба, святой отец? Треба на похоронах?

— Не беспокойся ни о чем, сын мой. Епископ Коринфский Феодул гостит у меня для подготовки Собора сестринских церквей, он и проведет все службы по ортодоксальному обряду, не откажет.

— Сколько это будет стоить?

— Господь сказал: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно», — и улыбнулся глазами.

А я подумал: как эти слова Господа Живого идут вразрез с принципами паблик релейшнз протестантской этики, которые требуют любое действие оборачивать в публичную обертку незатейливой рекламы.

Место было на зависть. Самому бы на таком лежать, окончив дни свои.

На освященную территорию кладбища втиснулся скальный «язык». Его все прошедшее время старательно обходили — землю все же копать легче, чем скалу долбить. Так и оказалось пустое место почти на середине кладбища. Но в прошлом году кто-то из пришлых и богатеньких заказал могилку именно на этом месте. Ее выдолбили, а заказчик, заплативший только небольшой аванс, исчез и более полугода уже не появлялся. Весь мокрый сезон мортусы старательно могилку укрывали от затопления. Поэтому епископ решил передать это место мне, если понравится. А коли появится прежний заказчик, то вернуть ему аванс за вычетом амортизации расходов.

Мне понравилось.

С мортусами местными договорился обо всем быстро и с большим удивлением осознал, что они меня ни на чем не пытаются разводить, как копатели российских кладбищ, давно из своей профессии устроившие криминальную кормушку на вымогательстве денег у безутешных родственников.

Каменщики и скульпторы находились рядом, их беленые ложи сверкали рыжей черепицей через ограду с местом упокоения горожан Виго. Там тоже все решилось быстро — вопрос только в цене. За срочность — дороже. И тоже никакого разводилова.

Для начала предлагали мне готовые памятники типа мраморного скорбящего ангела над урной с прахом. Красиво, профессионально, под антик, но не в тему.

Нарисовал им обычную позднесоветскую стелу из вертикально стоящей плиты черного камня, на которую просто перенести скарпелью Наташкину фотографию в берете, «комке» и тельняшке. С ее неподражаемой улыбкой. В стиле гиперреализма. И надписи. На трех языках.

Нарисовал я им, что от них хочу. Они поняли. И свои предложения внесли. Так даже лучше стало. Не только памятник, но и территория вокруг него будет благоустроена.

Скульптор сразу заслал человечка обмеры делать на месте, и мы с хозяином мастерской прошлись по двору подходящий камень выбирать. Лабрадорита из-за «ленточки», конечно же, не было. Дурных тут нема, еще камни со Старой Земли таскать, когда тут все не хуже и совсем не тронуто. Правда, добывают пока поделочный камень только по берегам судоходных рек. Но и так выбор был великолепный.

Нашли кусок черного камня два метра тридцать сантиметров длиной и в сечении семьдесят сантиметров на шестьдесят.

Тут же мне показали маленькую плитку, которая демонстрировала, как этот камень выглядит под полировкой. Благородный теплый оттенок черного с едва различимым зерном. Нормально.

Ударили по рукам.

Когда уходил с каменного двора, в спину мне уже ударили визги скульптурных пил, отсекающих от выбранного мною камня все лишнее.

Чурочники, как и ожидалось, располагались рядом с каменщиками, через забор.