Наперегонки со смертью

От постоянно рассеивавшегося по фуре дыма выхлопных труб у девушки нестерпимо болела голова. Это было жуткое мучение, и Алина мечтала о смерти не в силах вынести подобные испытания.

Ее сторож ни слова не понимал по-русски да и не стремился с ней объясняться. Поэтому девушка продолжала оставаться в неведении как относительно самой цели их поездки, так и ее конечного пункта.

Они были в дороге почти сутки, когда водитель снова коротко трижды просигналил.

Хабиб привычно встал и направился к ней, отрывая на ходу очередной кусок пластыря, но на этот раз он не ограничился лишь наручниками. Он достал из кармана тонкую шелковую веревку и, уложив Алину, ловко и быстро связал ее по рукам и ногам, превратив девушку в молчаливую и беспомощную куклу, а сам извлек из-под пиджака пистолет и, передернув затвор, притаился у проема. И по этим приготовлениям Алина поняла, что их караван ожидает что-то серьезное.

Некоторое время они, видимо, стояли в очереди, потому что машины продвигались буквально по несколько метров, часто останавливаясь и заглушая двигатели. В наступавшей тишине Алина слышала разноязычный и разноголосый гул вокруг ее темницы, ругань, хлопанье дверок и сигналы клаксонов.

Потом строгие голоса раздались у самого фургона, и девушка поняла, что происходит.

– Характер вашего груза?

– Все указано в документах, – она узнала этот голос с выраженным акцентом, он принадлежал маленькому тщедушному арабу, одному из ее похитителей.

– Господин Фаллах, потрудитесь отвечать на наши вопросы. Это не моя прихоть, вы проходите процедуру таможенного досмотра, и мы имеем право знать, что вы собираетесь вывезти через Республику Беларусь.

– Да, конечно, господин офицер! Мы везем запчасти к автомобилям "лада".

– Откуда?

– Мы официально зарегистрированы в Москве как дилеры АвтоВАЗа.

– Куда следует груз?

– В Чехию. В Прагу.

– Грузополучатель?

– Компания "Чехавтотранс".

– Так, ясно. Фуры опечатаны?

– Да. Пломбы московского отделения Российского таможенного комитета. Прошу убедиться, господин офицер, в их сохранности.

– Хорошо. Прошу вас предъявить документ об уплате транзитного сбора.

– Вот, господин офицер, пожалуйста.

– Все в порядке. Хорошо, господин Фаллах. Сколько у вас человек?

– Шестеро. По два на каждую машину – Давайте перейдем к досмотру кабин и днищ автомобилей.

– Прошу вас, господин офицер, пройдемте. Мы всеми силами готовы вам помочь.

– У нас совместный контроль с польской стороной, поэтому потрудитесь уплатить польские транзитные налоги. Сержант отведет вас куда нужно, пока мы будем досматривать кабины...

Голоса удалялись, и вместе с ними пропадала, угасала где-то вдали надежда Алины на освобождение. Девушка беззвучно горько заплакала, захлебываясь слезами, не в силах разжать склеенные лейкопластырем губы...

* * *

– Банда, мы выскочим на Брестское шоссе в районе Барановичей, и до Бреста останется километров сто восемьдесят – двести. Достаточно, чтобы обнаружить караван?

– Да, надеюсь. Если только они не успели проскочить раньше нас.

Банда сидел рядом с Востряковым, который ловко вел машину, на жуткой скорости летя по узкой дороге, пересекавшей полесские болота. Банда был мрачен. Как ни торопились они, но сборы, а главное – поиски бензина отняли слишком много времени, и из Сарнов они выбрались лишь к полуночи.

Двести километров, которые отделяли их от Брестской трассы, если верить атласу автомобильных дорог Европы, случайно оказавшемуся у Вострякова, их довольно скоростной "паджеро" должен был преодолеть часа за полтора, а значит, можно было запросто разминуться с конвоем арабов.

– Не волнуйся, Банда. Мы их обязательно найдем. Три автомобиля, пересекающих государственную границу, – не иголка в стоге сена.

– А ты уверен, что Алина еще будет с ними?

– Я ни в чем не уверен. Кроме того, что мы найдем этих арабов. А уж потом – дело техники узнать, где девушка.

– Ох, Олежка, боюсь, не все так просто.

– Банда, хочешь, я тебе одну вещь скажу, но только ты не обижайся, ладно? – Востряков коротко взглянул на Банду и снова впился глазами в ночную темному, рассекаемую фарами "паджеро".

– Ну?

– Я тебя не узнаю. С каких пор ты стал нытиком? С каких пор ты стал чего-то бояться?

– Я люблю ее.

– Это я понял.

– Я боюсь, чтобы не случилось чего-нибудь страшного.

– Банда, когда мы шли с тобой в дозор или когда нас бросали на штурм перевала там, в Афгане, ты боялся чего-нибудь страшного?

– Сначала – да.

– А потом? Потом, когда ты и меня научил смотреть на вещи так же, как сам?

– Потом – нет. О худшем лучше не вспоминать. Тогда голова трезвее и лучше слушается тело.

– Банда, в тебе появился страх, ты начал бояться. А когда ты боишься, начинаю бояться и я, потому что я привык видеть рядом уверенного в себе и в своих друзьях Банду. А сейчас...

– Извини, Олежка. Просто раньше можно было бояться только за себя. Теперь я боюсь за Алину.

– Я знаю. Банда. Но думай лучше о том, как будешь наказывать этих мерзавцев, когда они попадутся в наши руки. Я думаю, оторвешься? – улыбнулся Востряков, подмигивая другу.