Банда мгновенно вскинул автомат и резко обернулся. В сотую долю секунды глаза парня отметили, как поднимает старик невесть откуда взявшийся пистолет, нащупывая пустой черной глазницей ствола грудь Бондаровича. Это было почти как на ковбойской дуэли – кто быстрее.
У врача с вечно дрожащими от наркотиков руками не оказалось шансов – очередь Сашки вспорола ему халат на груди, и кровь яркими алыми пятнами тут же проступила на нижней рубашке старика.
Он упал, и Бондарович не сдержался – плюнул на мертвое уже тело:
– У, мразь! Тьфу!
II
Бондарович вышел из лаборатории и уселся в тени здания, устало привалившись к стене.
После подобных передряг, которые требовали мобилизации всех сил – и физических, и духовных, – он всегда чувствовал себя опустошенным, неспособным на какие-то бурные эмоции.
Теперь работал только его мозг.
"Посчитаем еще раз. Женька – раз, я – два, Ахмет – три. В вертолете был летчик и Махмуд, брат Ахмета, – всего пять... Кстати, надо проверить, вдруг кто из вертолета живой... Так, охранник на вышке, Абдулла, – шесть. Двое из лаборатории и врач – итого девять..."
Он встал и, закинув на плечо автомат, побрел к горящему вертолету – убедиться, что дело сделано.
"В поле, как обычно, пятеро. Можно было бы, конечно, дождаться их и тоже положить, но... Глядишь, вертолета хватятся, проверить решат... Да и с этими пятерыми, пока перестреляешь – можно половину "зэков" уложить".
Он подошел к обломкам вертолета. После взрыва баков с керосином кабину разнесло вдребезги, отдельно валялся покореженный винт и отвалившийся хвост. Керосин уже выгорел, пламя успокоилось, но в огне и дыму разглядеть трупы было невозможно.
"А, черт с ними! Если и уцелел кто, то драпанул в горы с перепугу... Пусть катится!"
Он осмотрелся.
Отсюда, с вертолетной "площадки" – более-менее ровного участка в ложбине гор, – лагерь был как на ладони. Не зря здесь же поставили и вышку охранника. Метрах в ста располагалась лаборатория, чуть пониже – домик охраны и своеобразный штаб братьев Абдурахмановых, Ахмета и Махмуда.
Еще дальше, у подножия вертикальной скалы – барак для "зэков". Вся небольшая территория лагеря была обнесена колючей проволокой, и поэтому сбежать отсюда днем для "зэков" действительно не представлялось возможным, а на ночь их запирали в бараке, приковывая особо строптивых наручниками к нарам.
У штаба стояла "мицубиси-паджеро" Ахмета, великолепный по всем параметрам автомобиль повышенной проходимости, и Бондарович даже присвистнул радостно, вспомнив о существовании этого чуда японской техники.
– Эта лайба меня и вывезет! – произнес он в голос, обращаясь к себе.
Он нашел труп таджика, перевернул его на спину и тщательно обыскал карманы. Обрадовался тяжелому полированному "вальтеру", в котором оказалась полная обойма патронов, не считая сунул в карман пачку долларов и наконец выудил из кармана брюк ключики с фирменным брелком "Мицубиси моторз".
Потом обошел все трупы, собрал оружие и боеприпасы и оттащил все свое богатство к джипу.
Только сейчас Банда понял, как он запарился.
Азиатское солнце припекало все сильнее, и пока парень доволок до машины четыре автомата, кучу магазинов и гранат, его хэбэшка афганского образца вся промокла от пота.
Он открыл машину и бросил на пассажирское сиденье спереди свой, надежный и пристрелянный, автомат, а остальные разложил на заднем сиденье.
На коврик слева от водительского моста парень высыпал гранаты и магазины с патронами, засунул "вальтер" за пояс и направился в штаб.
Первым делом Бондарович зашел в свою, довольно тесную и темную комнатушку с одним маленьким оконцем, в которой он провел последних полгода. Окинул взглядом узкую армейскую кровать, тумбочку, маленький черно-белый телевизор, который питался от автомобильного аккумулятора, старый как мир кассетник "Карпаты", явно переживший на своем веку слишком многое, стопку журналов и книг...
Забирать здесь было нечего, и ни о чем не тосковала душа, расставаясь со всем этим навсегда. Ну а честно или нечестно заработанные за эти месяцы доллары хранить здесь было бесполезно – все равно украли бы "товарищи" по охране. Баксы, около четырех тысяч, были всегда при нем – в каблуках сапог, в подкладке куртки и даже в специальном маленьком мешочке на тыльной стороне поясного ремня, который он соорудил специально для этой цели.
Единственное, что сделал Сашка в своей комнате, – выгреб из тумбочки все свои любимые кассеты – "Кино", "Наутилус", "Машина времени". Все альбомы старые, давно известные и некоторым даже надоевшие, но это была его музыка, музыка его молодости, которая волновала и тревожила Банду даже сейчас...
Он открыл на всякий случай поочередно все двери комнатушек охранников, но их интерьер вряд ли чем-то существенно отличался от убранства комнаты самого Бондаровича: такая же теснота, такие же узкие кровати и примитивные тумбочки. Только, пожалуй, плакатов из "Плейбоя" да "Пентхауза" здесь было побольше.