Наперегонки со смертью

– Ты знаешь, почему я здесь, а не на месте преступления или не в больнице у Нежданова? Почему я не отрабатываю версии? Не задействую систему перехвата черного "мерседеса" с транзитными немецкими номерами? Почему, черт возьми, не роюсь в картотеках в поисках знакомого почерка или не трясу старушку, запугивая ее пятнадцатью сутками за отказ от дачи показаний?

– Ну?

– А я больше этим делом не занимаюсь.

– Как? – Банда от удивления аж привстал. – А чего мне дежурный про тебя сказал? Чего я здесь с тобой время теряю?

– Дежурный тебе все верно сказал.

– Тогда я ничего не понимаю.

– Я тоже, – Машков старательно, затушил сигарету, раздавив ее в пепельнице, и внимательно посмотрел Банде в глаза. – Я тоже сейчас ничего не понимаю. Только кое о чем могу догадываться.

– О чем?

– Полчаса назад дело забрал лично начальник отделения и отвез в другое учреждение. Им теперь занимается то ли безопасность, то ли контрразведка. Гэ-бэ, одним словом. Подсекаешь?

– Что это может означать?

– Одно из двух – либо Большакова была слишком важной персоной в системе государства, раз ею заинтересовались органы безопасности...

– Была? – Банда почувствовал, что вздрогнул от этого короткого слова, и с ужасом уставился на старшего лейтенанта милиции.

– Извини, Саша, это профессиональное. Так вот, трудно представить себе, чтобы студентка юридического факультета интересовала эти конторы. Значит, на ее похищении замыкались чьи-то очень серьезные и крупные интересы.

– У нее отец – крупный ученый, военный. Он мог попросить кого-нибудь посодействовать...

– Поверь, – Машков с некоторым разочарованием, как на неопытного юнца, взглянул на Банду, – эти ребята пальцем не пошевелят, если дело чисто уголовное или не затрагивает интересы государства. К тому же, если бы все было так просто, они дали бы мне время сделать всю черновую работу, а уж только потом подключились бы сами. Атак... Буквально несколько часов спустя после происшествия, в пожарном порядке, используя начальника отделения, изымать дело и раскручивать все самим!.. Что-то здесь явно не так.

Банда в задумчивости барабанил пальцами по столу, тупо уставившись на телефонный аппарат, пытаясь переварить полученную информацию. В голову ничего подходящего не приходило, и Александр с надеждой взглянул на Машкова:

– Ты что-нибудь придумал?

– Нет. Я ведь толком даже не познакомился ни с ней, ни с обстоятельствами... Ты ведь больше моего знаешь, может, ты что-нибудь подозреваешь?

– Ни хрена! Черт... Ладно, спасибо. А кто там, в ФСБ, занимается этим делом?

– Я уже тебе говорил, что даже не знаю толком, ФСБ это или ФСК. А может, вообще президентская служба безопасности. Я знаю только то, что дело у меня забрали ребята из каких-то таких органов.

– Ясно. Хоть ничего и не ясно... А где Анатолий? В какой больнице лежит?

– Нежданов?.. Записывай... – и следователь продиктовал Банде адрес ожогового центра, куда отвезла "скорая" пострадавшего телохранителя. – Что, попробуешь копать дальше?

– А что мне остается делать?

– Да... Ну что ж, удачи тебе, парень, – Виктор протянул Банде руку. – Я на твоем месте поступил бы точно так же...

* * *

Странно, конечно, но удостоверение Банды из "Валекса" оказало на врачей центра, где лежал Анатолий, просто-таки магическое действие. Слова "служба безопасности" настолько зачаровывают россиян, хорошо помнящих Комитет госбезопасности, что произошло почти невозможное – Банду без препятствий пропустили в реанимационную палату.

– Он как раз отошел от болевого шока, состояние стабилизировалось, так что можете поговорить. Только недолго, – напутствовал Банду лечащий врач.

– А как он вообще? – Банда в последний момент почувствовал, что боится взглянуть на Толика.

– Как сказать... Глаза вроде целы, рефлексы нормальные, видимо, успел зажмуриться. Кожа, конечно, пострадала. Мы определили ожог первой степени, будем делать пластические операции, но, боюсь, жениться теперь ему будет трудновато – Он женат.

– Тем лучше для него, если, конечно, жена не стерва.

– Ясно, – и Банда решительно толкнул дверь палаты.

Нежданов лежал на койке, со всех сторон окруженный странными жужжащими аппаратами. Множество проводков тянулось от него к этим приборам, в руку переливалось лекарство из капельницы.

Лицо его было сплошь забинтовано, и только для глаз и рта оставались небольшие щелочки. Куда-то под бинты, видимо, в нос, убегали две прозрачные трубочки.

– Толя! – сглотнув солоноватый комок, почему-то шепотом позвал его Банда.

– М-м? – лишь промычал тот в ответ, приподняв свободную от капельницы руку.

– Это я, Банда!

– Я понял, – голос, пробиваясь сквозь бинты, звучал глухо. Повязка, стягивающая челюсть, мешала ему говорить, и слова получались невнятными.

– Как ты? Болит?

– Нормально. Не сдохну. Хоть красавчиком буду отменным.

– Тебе пластические операции сделают, все будет хорошо.

– Ирине, жене, сказали?

– Не знаю, – чуть смутившись, честно признался Банда. – Я, как узнал обо всем, сразу в машину и...

– Ясно. Позвонишь потом?

– Конечно. Но ее вряд ли к тебе пустят.

– А ты как прошел?

– Черт его знает.

– Меня менты уже допрашивали.

– А больше никто?