А затем мне пришла в голову любопытная идея. И я провел его к машине, чтобы вместе мы смогли подсмотреть, когда же наступит его черед. Оказалось, ему уготовано еще несколько десятилетий.
- Не может быть, - возражал он. – Как только вернусь, порежу вены снова.
- Не спеши, - посоветовал я. – Вдруг на Земле еще встретишь то, ради чего жить?
Напоследок я попросил его оказать маленькую услугу. Найти по адресу мою жену и передать, что я жив и люблю ее. И в случае, если она знает местонахождение демона, попросить его вернуться. Я так хотел домой!
Я плакал. Скользя грубыми пальцами по насечкам, мысленно считал каждый прошедший день на Земле, представляя, как выглядит любимая моя женщина, не желая забыть ее черты. Я хотел убедиться, что она в порядке. Мечтал ощутить ладонью ее растущий живот. В ее мире прошло только три с половиной месяца, но для меня это был адовый срок в три с лишним года! Я отчаялся вернуться домой. Я стал частью механизма и смирился с тем, что останусь здесь навсегда, обманутый и преданный. Боль и тоска преследовали меня из часа в час. Но я боялся моментов облегчения, потому что это означало бы, что вскоре я забуду земную жизнь. Забуду любовь. Забуду, ради чего рискнул сюда явиться. И тогда я больше не буду собой. Это место впитает меня в себя, сожрет и уже не отпустит.
Перемены настигли внезапно. Поднялся ветер, что само по себе в царстве мертвых было странно. Звуки песнопения донеслись до меня, такие призывные и живые, что вызвали резкие слезы и желание бежать к краю пропасти – потребность услышать их ближе. Все происходило помимо моей воли: я ощутил грубый толчок, и снова с меня будто сдирали кожу живьем. Воткнули кинжал в грудь, и я почувствовал, как бьется в груди сердце. Покачнувшись, чуть не упал, стал ниже ростом. И с удивлением смотрел, как с кожи исчезает серый налет, руки становятся похожими на человеческие. Неужели случилось чудо, и смотритель вернулся?
Ответом мне были грубые ругательства, доносившиеся от края пропасти. К моим ногам, разбрызгивая в стороны молочный туман, кубарем выкатилось тело. И когда гость, кряхтя и досадуя, поднялся, я узнал в нем демона.
- Вот же упрямая сучка! - обозвал он кого-то, грозя кулаком пропасти, и я задохнулся на следующих словах, когда он повернулся ко мне, сверкая нечеловечески страшными глазищами: - Твоя жена – такая стерва, я тебе скажу! Прикидывается овцой, а у самой умище как у Джеймса Бонда. Черт ее подери!
Не медля и секунды, я без церемоний размахнулся и от души залепил демону кулаком в лицо, с удовлетворением следя за его повторным падением.
- Эй, ты чего, – возмутился он, но жалким, виновным голосом.
- Не смей. Говорить так. О моей. Жене, - свирепо произнес я. Подождал, когда лжец поднимется, и ударил его снова, отводя душу.
- А это за что?! – схватился демон за другую щеку: съежившись, он смотрел на меня так, словно знал, что я прав, и до чертиков боялся наказания.
- Второй раз – за меня.
И не медля больше, стремясь всей душой домой, я кинулся к краю и прыгнул вниз, улыбаясь головокружению и долгожданной свободе…
Меня рвало. Тошнило прямо на белый ковер с высокой кровати. Пение вокруг не утихало, на волосы попадали капли воды – или масла со знакомым запахом, такой я чувствовал, когда отец водил меня в церковь. Пение было молитвой, понял я. И снова зажмурился, извергая еще одну порцию жидкости, пахнувшей алкоголем. Или еще чем похуже.
Господи, почему так хреново?! – застонал я, вытирая рукавом потный лоб. Лихорадило как в припадке, руки и ноги неистово дрожали от всепоглощающей слабости
Кажется, я произнес это вслух, потому что меня окликнул до боли родной голос, наполненный ужасом и надеждой:
- Эдвард?..
Я с трудом поднял больные глаза и увидел Беллу. Ее волосы были всклокочены, словно она дергала их, на глазах и щеках размазанная слезами тушь. Я был так бесконечно счастлив видеть ее, что ни на что другое не мог обращать внимание, лишь прошептал нежно:
- Белла!..
Она бросилась в мои объятия, рыдая и не обращая внимания на окрик грузного мужчины, судя по одежде – священника. Который прервал тягучую молитву и разбрызгивание святой воды, бормоча моей жене укоризну.
- Эдвард, это правда, ты? – схватив меня за щеки, Белла заглядывала в мои глаза, требуя ответа.
- Прости… - пробормотал я, не контролируя новый приступ тошноты и сгибаясь в три погибели к ковру. – Что со мной такое? – Я увидел убранство комнаты и удивился еще сильнее: красные оттенки, китайские фонарики, резкий женский парфюм. Издалека раздавались шумные басы громкой музыки и возгласы толпы. – Где мы?
- Будь осторожна, дочь моя, - басисто проворчал священник, вновь шлепая мне в лицо водой. – Он может притворяться, чтоб спастись.
- Нет, это мой Эдвард, я узнаю его, - возразила Белла, вытирая слезы и помогая мне подняться с кровати, подставив свое плечо. Я в потрясении заметил круглый живот и упал на колени, прижимаясь щекой к теплому упругому шарику, гладя его руками и бормоча слова радости, что успел застать ребенка еще в утробе. Боже, я ведь мог все это пропустить. Такой я самонадеянный болван!