Наперекор

Всё происходит так быстро, что в следующий момент я оказываюсь на полу, а Вольская уже поправляет на себе одежду и стремительно уходит из номера.

Сквозь толщу растерянности и шока прорывается мысль, что, возможно, я перегнул палку.

Что опять не так, мать вашу?

В мозгу начинает сигналить, чтобы я спешил ловить беглянку, иначе она на горячую голову может наворотить дел, которые мне же и придётся расхлёбывать.

Стараюсь не мешкать, но член своей твёрдостью грозится порвать штаны. Плюю на свой внешний вид и никак не реагирую, когда, выбежав в холл, пугаю пожилую уборщицу, схватившуюся за сердце, стоит ей только меня увидеть. Оглядываюсь по сторонам, но Вольскую не нахожу. Не теряя времени, подгоняю к дебилу-парню на ресепшене и спрашиваю, заметил ли он мою спутницу. По роже понятно, что видел, но будет упорно молчать.

Мля. Ненавижу баранов. А баранов, возомнивших, что они смогут меня переиграть – ещё сильнее.

— Десять тысяч за информацию, – надменно пуляю ему в лицо и убеждаюсь, что олух ещё и продажный. Тут же сдал Милу, забыв о своей неприязни ко мне.

Мчусь в том направлении, не забыв предупредить напоследок, что я вернусь, и лучше бы чмошник не ошибся.

Хоть какая-то польза от этого идиота. Пыл мой остудил, и передвигаться теперь стало намного удобнее.

Милу застаю бредущей к главным воротам.

Смыться решила.

Дура. Без денег, без телефона. Убил бы.

С этой потребностью её и настигаю. Не предупреждая, хватаю со спины и слушая, «душещипательный» визг, несу обратно в гостиницу.

— Руки от меня убери! Ты чёртов ублюдок! Я тебе не какая-то дешёвка! Отпусти меня, урод! – царапает мне спину бунтарка.

Аж на смех пробрало от «задушевных комплиментов». С каким-то глубоким предвкушением просовываю руку под платье девушки и жду, когда даст повод её хорошенько шлёпнуть.

Ждать себя не заставляет:

— Не смей ко мне прикасаться! Ты мерзавец! Я увольняюсь! Больше ноги моей не будет в твоей фирме. Пошло всё на хер!!

Прямо дрожь по всему телу от этого прекрасного звука, когда моя ладонь нещадно ударяет психованную по упругой ягодице.

И ведь действует. Вольская затихает и остаток пути даже не шевелится.

Странная реакция.

Вот теперь точно перегнул.

Заношу Милу в номер и опускаю на кровать.

— Теперь твоя очередь слушать! – жёстким тоном произношу я, пытаясь различить эмоцию на её лице. Слишком уж как-то она хмурится и молчит. – Уволиться не позволю, – сажусь перед ней на корточки и обхватываю руками её маленькие пальчики. – Объясни, что конкретно тебя не устраивает?

Мила поджимает губу, и я чувствую, как напрягаются её руки.

— Я не хочу иметь с тобой ничего общего, – вот и весь ответ. Конкретнее некуда.

Несколько слов, которые растекаются по моим венам солью и застревают где-то в груди, сжимая тот кусок мяса, что называется сердцем.

Не это я ожидал услышать. Что угодно, но не это… и не от неё.

— Почему? – смотрю прямо в серые глаза, которые в данный момент пронзают меня своей уверенностью насквозь.

— Я не хочу быть твоей шлюхой, – с усилием отвечает девушка, стараясь выкрутить свои руки из моих.

— Да блядь, хватит называть себя шлюхой!!! – рявкаю так, что трясутся стены, и подскакиваю на ноги.

— Твои слова! – выкрикивает следом Вольская. – Твоё мнение!

— Какого хера, Мила?! – закипаю я.

— А знаешь что? – встаёт девушка. — Давай! – с вызовом вскидывает подбородок. — Давай, трахни меня, и покончим с этим. Если это поможет избавиться от тебя, то вперёд!

— Ты что несёшь?! – не сдерживаю угрожающего рыка.

— Убедишься, что я шлюха! – со злостью в голосе заявляет Мила.

— Я не считаю тебя шлюхой! – от нарастающего бешенства сжимаю кулаки.

— Уверен?

Её губы плотно сжаты, а глаза наполнены до краёв обидой. Красивое лицо искажается от разочарования, и меня простреливает воспоминание, где я безжалостно опускаю девушку ниже плинтуса. Накатывает шквал эмоций от осознания важности момента. Пришло время понести ответственность за свой поганый язык. Главное – не сделать хуже.

— Мила, я... — запинаюсь уже в самом начале. Всматриваюсь в её мягкие черты лица и подпитываю себя смелостью. Ведь потом может быть поздно. — …хочу извиниться за те слова... Моё мнение кардинально отличается от них.

— Да ну? – иронично выгибает бровь. — И поэтому ты ведёшь себя со мной как последний мудак?

— Нет… Просто я и есть последний мудак… — набираю в грудь воздуха. — Но ты же должна понимать, что… — судорожно сглатываю и в последний момент теряюсь. — …всё же очевидно, Мила, – выдыхаю и отворачиваюсь.

Глава 20

ЯН.

Тишина за спиной угнетает. О чём Мила думает? Приняла ли всерьёз моё сожаление или насмехается?

К ней в обычной-то жизни невозможно подойти и что-либо сказать, а наедине я становлюсь связанным по рукам и ногам и теряю способность нормально выражаться.