Наперекор

Отчего-то не получается сфокусировать взгляд, и появившееся перед глазами лицо Яна кажется прозрачным.

— Мила… — тревожный шёпот, и на мой лоб ложится холодная ладонь. – Смотри на меня… не отключайся…

Я и смотрю… не могу оторвать глаз…

— Красивый… — признаюсь вслух, но не уверена, что меня услышали. – Самый лучший… Единственный такой…

Где-то вдалеке различаю голос Марка Мироновича:

— Скорая? Да-да… девушка потеряла сознание… Адрес… Улица Авангардная… приезжайте скорее… ждём…

Хочу спросить, кто потерял сознание, но не могу сделать вдох, словно в горло залили кислоту… Горит.

Внезапно картинка перед глазами начала исчезать, и внешние звуки стали пропадать.

Последнее, что я уловила, прежде чем окунуться в темноту, это дрожащий голос Яна:

— Держись, маленькая…

Глава 28

ЯН.

— Воспаление лёгких?! – с ужасом повторяю слова врача.

— Только без нервов, Ян, – на моё плечо ложится рука отца и ощутимо его сжимает.

— Это опасно? – всматриваюсь в пожилого мужчину-врача, старого друга семьи, задавленным взглядом.

— Пока не могу сказать, – неопределённо отвечает он. — Потеря сознания ни о чём хорошем не говорит. Но мы делаем всё возможное. Сейчас она в реанимации под капельницами, и мы ведём постоянное наблюдение.

— Откуда это вообще взялось? – ошарашенно развожу руками. – Мы только вчера были у врачей, и они сказали, что всё нормально. Они же анализы какие-то делали…

— Причин может быть много, – задумывается Аристарх Семёнович. — Некомпетентность врача, ошибка в лаборатории. Как она себя чувствовала вчера?

— Нууу… — напрягаю мозг, чтобы хоть что-то вспомнить, но от потрясения он стал как желе. – Она говорила, что голова болит, и слабая была… да я не знаю, мы проспали всю дорогу до дома, – сокрушённо провожу ладонью по волосам.

— Что ж, сейчас нам остаётся ждать, когда препараты стабилизируют состояние, а дальше будем решать что и как, – с холодной уверенностью заявляет мужчина, хлопая по моей руке. – Доверься мне, Ян, я её поставлю на ноги.

— Спасибо, – с благодарностью смотрю на проверенного годами семейного врача, и в душе теплится надежда.

— Аристарх, к ней можно? – встревает не менее встревоженный отец.

— Ты что, Марк? Ещё я вас в инфекционный блок не пускал… — насмешливо восклицает врач и вскидывает руку, чтобы проверить время на часах. – Так, друзья, мне нужно бежать. Впереди ещё сложная операция, – и заметив наш с отцом всполошившийся вид, мягко добавляет. — Не волнуйтесь, за Милой следит целая бригада специалистов.

Пожав ему руку и проводив печальным взглядом, отец устало садится на скамью для посетителей и опускает голову.

Чувствую приближение неприятного разговора и присаживаюсь рядом.

— Скажи мне, сын… — начинает мужчина, поднимая на меня потускневшие глаза. – Почему я узнаю о том, что ты и Мила попали в аварию, только сейчас?

— Потому что у тебя слабое сердце, – не кривя душой, отвечаю я. – Не хотел тебя волновать.

— Чушь! – рычит мне в лицо. – Ты просто отложил неизбежное, сам понимаешь! Девчонка в реанимации, ты весь покалечен, и я узнаю всё об этом в последний момент. Как это называется?

— Это называется «Как не рвать на себе волосы, выбирая, у чьей палаты караулить в первую очередь – девушки или отца», – и не думая шутить, отзываюсь я.

Прикрываю глаза ладонью в попытке договориться с самим собой и утихомирить рвущееся изнутри сердце.

Моя Мила ходит по краю бездны, и я никак не могу её оттуда оттащить. Только вроде выдохнул, что всё хорошо, так судьба снова проверяет наши отношения на прочность.

Врач сказал, что переохлаждение и дикие условия, в которых мы побывали, вызвали у Милы толчок к болезни.

И виноват в этом я, идиот. Надо было остаться с ней на ночь. Уговорить. Заставить. А я набычился, что она отвергла мою помощь, и ушёл домой, не оглядываясь. Понадеялся на родителей Вольской, что они проследят за здоровьем дочери, а в итоге они выпустили её за порог дома. И не просто погулять, а работать. Уму непостижимо.

Что со мной станет, если лечение не поможет? Что я буду делать, если из реанимации она больше не выйдет?

— Ян, сынок, посмотри на меня, – слышу тихий голос отца и убираю с лица ладонь.

— Она в надёжных руках. Тем более она по натуре боец, – улыбается мужчина. — Интуиция мне подсказывает, что нам ещё немало от этой девчонки достанется.

Качаю головой.

— Она не хочет быть со мной, пап…

Барсов-старший лишь скептически усмехается:

— Мальчик, я за твоей мамой четыре года бегал… — выставляет вперёд это количество пальцев. — ЧЕТЫРЕ долгих года смотрела на меня как на пустое место, а ты, парень, после одного месяца сдулся…

— И что ты сделал, чтобы мама обратила на тебя внимание? – затаив дыхание, спрашиваю я.

Тема мамы для нас очень редкая и болезненная, а тут отец сам начал.

— А! – небрежно отмахивается. – Спас от хулиганов… случайно получилось. Шёл к ней домой, чтобы сказать, что больше ничего не чувствую, и она мне безразлична.

— Зачем ей об этом говорить? – выгибаю вопросительно бровь.