Наперекор богам

-- Не наша. А как похожа-то была! Как похожа… Даже я, дура старая, почти поверить успела.

-- На Анджею? – не удержавшись, уточнила я, и тут же удостоилась не в меру заинтересованного взгляда. – Нет, она не моя мать, -- опередила я, кажется, почти сорвавшийся с уст пожилой женщины вопрос. – Она мать моего мужа.

-- Так всё-таки Анджечка где-то здесь? И у неё сыночек есть? Так где ж её искать-то? Ну не томи же, девонька, говори! – вмиг очутившись возле меня, затараторила старушка.

-- Нет, не здесь, -- вздохнула я. – И мне самой бы найти способ вернуться туда, где она. Там сын у меня. Маленький. Грудничок ещё.

И так грустно вновь стало от этих воспоминаний. Так жаль себя. Я что-то ещё говорила, не особо придавая значения словам. Упиваясь жалостью. Но бабулька и слушать мои причитания не стала. Махнула рукой, и скомандовав: «Марш в банную», распахнула передо мной двери и повела куда-то вдоль густых зарослей неведомого мне кустарника.

На улице, вопреки ожиданиям оказалось тепло. И даже мокрая одежда, вызывавшая в сарайке лёгкий озноб, уже не беспокоила. Да и запах относило прочь лёгким ветерком. На чистом безоблачном небе приятного нежно-бирюзового цвета с явно выраженным зелёным оттенком плыло вполне земное солнышко.

Банная, как здесь называли аналог привычной русскому человеку бани, в контрасте с сарайкой впечатлила своей основательностью. Довольно высокое здание, сложенное из толстых, едва ли не в полметра шириной, обтёсанных брёвен, пара крохотных окошек, высокий конёк двускатной крыши, покрытый чем-то, отдалённо напоминающим черепицу. Плотно подогнанные, крепкие двери открылись без малейшего намёка на скрип.

Внутри меня встретил просторный предбанник с высоким бревенчатым же потолком и болтающимся под ним масляным фонарём, окутывающим всё окружающее не слишком ярким светом. Здесь старушка велела разуться и повела дальше. Следующее помещение являлось смесью раздевалки и комнаты отдыха. Вбитые прямо в стены деревянные колышки заменяли вешалки, тут же имелись полочки со сложенными на них стопочками полотенец. Деревянные и отшлифованные до блеска угловой диванчик и стол.

-- Да, хороша банная у нас, -- не без гордости заявила заметившая мой изучающий окружающую обстановку взгляд хозяйка. – А ты раздевайся, нечего здесь стесняться, или думаешь я чего не видала на бабьем теле?

Послушно сняв местами порванную и лишившуюся большей части пуговиц блузку и штанишки, я всё же замялась, не решаясь лишиться и белья. Но под укоризненным взглядом бабульки всё же разоблачилась.

-- У-у-у… -- окидывая оценивающим взглядом мою фигуру выдавила она. – Грудничок, говоришь, дома остался? Никак роды скорые были. Котёночка принесла?

-- Угу, крылатенького, -- мечтательно улыбаюсь, уплывая в тот неожиданно счастливый для себя момент собственной жизни.

-- Как так? Ты ж обычная? – воззрилась на меня бабка.

-- А муж не очень, -- усмехнулась я, и тут же грустно вздохнула. – Где-то они теперь, мои крылатики…

То есть гипотетически я знала ответ на этот вопрос, но где конкретно, чем занимаются? Элифан, наверное, мечется вместе с отцом по всей округе, малыш небось плачет…

-- Та-а-ак, -- уперев руки в боки, молвила бабка, -- отставить горести. Коль судьба тебя не куда-то, а к нам в дом привела, значит всё сладится. Найдём дорожку к тебе домой. Ну-ка бегом мыться! А то несёт от тебя после этого чудо зелья…

-- А кстати откуда у вас этот рецепт? – обходя старушку интересуюсь, и в ответ слышу раздающееся из-за спины шипение.

Оборачиваюсь и в шоке смотрю на ощетинившуюся в прямом смысле этого слова бабку. И взирает она далеко не добрым взглядом на меня. Я встала как вкопанная поражённая столь кардинальными перепадами в настроении.

-- Правящ-щ-щая длань… -- шипит та тем временем. – Как пос-с-смела ты войти в мой дом? Как наш-ш-шла?

-- Чего? – спрашиваю нерешительно, и прикрываясь полотенцем, отступаю от лишившейся вмиг рассудка бабули к двери в парилку, или что там за ней.

-- Ты ещё с-с-смеешь с-с-спраш-шивать дрянь?! – начинает наступать на меня взбеленившаяся старушенция. – Так вот почему ты бельё снимать не хотела! Признак рода прятала, тварь!

-- Да о чём вы? – уже прижатая бабкой к стене, выражаю своё искреннее непонимание.

-- Твой поганый род изгнал мою семью из родного мира! – выплюнула мне в лице обвинение оппонентка.

-- Какого мира? Куда изгнали? Да что вообще происходит-то? – не выдержав скатилась я до банальной истерики, но в этом имелся и плюс – страх как рукой сняло.

-- Трёхпалая лилия на твоей правой ягодице! – словно обличила меня в чём-то старуха.

-- И что с ней?

-- Самое противное для тебя, Вельма, заключается в том, что девочка не врёт, -- выкатываясь из-под стола, заявил смешной меховой комочек. – Приятно познакомиться, иномирянка, я домовой, Тузьма.

-- Кузьма? – переспросила, решив, что ослышалась. Ну а что? Ведь привычное имя для домовят – Кузеньки!

-- Тузьма, -- поправил меня меховой комочек. – А ты, Вельма, прежде чем девчину изводить, меня б спросила поначалу.