Наперекор порядку вещей...

Когда-то еще Фрэнсис Бэкон подметил, что «искусно и ловко тешить надеждами народ, вести людей от одной надежды к другой есть одно из лучших противоядий против недовольства общества». «Поистине, — писал философ, — мудро то правительство, которое умеет убаюкивать людей надеждами, когда не может удовлетворить их нужд». Теперь философ с острова Юра, уединившись в старом фермерском доме, шел дальше: показывал некий вселенский «фокус», который научились проделывать с людьми властители. Смотрите, смотрите: сначала вашими руками сражаются за власть, превращая себя в единственных выразителей народного движения, а потом, перетолковав идеалы, вырезав в них самое существенное (права, свободы, культуру!), превращают это движение в инструмент коллективного давления на человека, покорения личности и уничтожения всего, что мешает им, властям предержащим. Механизм этого предельно прост, и абсолютно нов. Если в переворотах и революциях прошлого, свергая монархов и диктаторов, победители рано или поздно усваивали не только привычки, манеры, но и идеи свергнутых, то поумневшие вожди нового времени даже взлетев на вершины власти, не только не отказывались от революционной терминологии, но на словах, формально, как бы продолжали бороться с идеями свергнутых классов. Куда теперь было тому же любимому Свифту с его «засаливанием детей бедняков в бочках» и про какую еще там «слезинку ребенка», разрушающую основание всеобщего счастья, толковал когда-то Достоевский? Нет, почти кричит теперь Оруэлл: «Хотите увидеть образ будущего? Представьте себе сапог, вечно топчущий человеческое лицо…»

Работая когда-то над диссертацией об антиутопиях и Оруэлле, я, помню, все докапывался — откуда эта дата «1984», ставшая названием романа? Почему, не 1999-й или не 2013-й, который по календарю майя должен стать концом летоисчисления? Являлась ли эта анаграмма намеком на апокалипсис Нострадамуса — цифры совпадали? Или, как замечают некоторые, Оруэлл не захотел относить свои «картины» слишком надолго вперед, как бы говоря, что если до этого рубежа мир не превратится в нечто похожее, значит, мы минуем некий кризис? Всё легко, — так объясняли тогда труднодоступные у нас западные источники: он-де хотел назвать книгу «Последний человек» (последний, как носитель и выразитель именно человечности), но, увы, книга с таким названием уже была — так назвала когда-то свой роман, тоже кстати, мрачноватую утопию, Мэри Шелли, прародительница Франкенштейна. И вот тогда — на этом настаивали многие — Оруэлл просто поменял последние цифры года написания своего романа и вывел на обложке — «1984».

Эх, эх — если бы исследователи были поглубже, они бы доискались до еще одной версии — до Джека Лондона, до его романа «Железная пята». Оруэллу было 6 лет, когда «Железная пята» вышла в свет. Но именно в этой книге впервые появляются и «Братство» (как «эра братства»), и «пролы» (от слова — пролетариат), которые возникнут в книге Оруэлла, и, представьте, «1984-й» — год построения из стали, стекла и бетона крупнейшего города олигархов. Внешние совпадения поразительны! Но куда поразительней идея. «Капитализм почитался социологами тех времен кульминационной точкой буржуазного государства, — писал в 1909 г. в своем романе Дж. Лондон. — Следом за капитализмом должен был прийти социализм… цветок, взлелеянный столетиями, — братство людей. А вместо этого, к нашему удивлению и ужасу, капитализм, созревший для распада, дал еще один чудовищный побег — олигархию… «Я жду прихода каких-то гигантских и грозных событий, — говорит один из героев романа. — Назовем это угрозой олигархии — дальше я не смею идти в своих предположениях…».