Наперекор Сталину

Я помню, что предварительно пришлось решить некую личную проблему, с которой мог разобраться лишь Гастон Деффер, тогдашний министр Заморских Департаментов и Территорий. Министр принял меня прохладно: я был для него символом постылого капитализма; он намекнул, что, не будь у меня военных заслуг, он не согласился бы на встречу со мной. Но затем, оставив в стороне этот изъян собеседника, министр быстро решил мой вопрос. Для того чтобы начать дело, было необходимо получить кредит в 69 миллионов долларов от Всемирного Банка, который к нашим просьбам не прислушивался. Вильфрид Баумгартнер, управляющий «Банк де Франс», давал обед в честь Юджина Блэка, президента Всемирного Банка, оказавшегося в Париже проездом. Я не вполне случайно сидел рядом с Блэком и смог завоевать его расположение; в результате, после соответствующих переговоров, мы получили кредит.

Я навсегда запомню этот обед из-за одного удивительного совпадения. После кофе я с управляющим прошел к нему в кабинет и обнаружил там на видном месте фотографию портрета Филиппа Эгалите ребенком кисти Токе. эта самая картина принадлежала нашей семье и находилась у меня, в гостиной на улице Курсель! Заметив мое удивление, Баумгартнер объяснил, что как раз сегодня утром административный совет общества друзей Версальского замка предложил ему купить картину. Это была точная копия нашего полотна; и мы, договорившись с Жеральдом ван дер Кемпом, главным хранителем Версаля, сравнили обе картины. Та, что выставил на продажу Версаль, оказалась подделкой. Лишь благодаря случаю это удалось выяснить вовремя.

Через несколько лет мне был преподнесен еще один сюрприз с участием Вильфрида Баумгартнера. Как-то у меня с ним была встреча во второй половине дня. Мы быстро решили деловые вопросы, но Вильфрид задержал меня у себя в кабинете, болтая о том о сем и, казалось, не обращая ни малейшего внимания на то, что уже стемнело. Задержавшись из-за этой беседы, я поехал прямо в Феррьер. Замок показался безлюдным и погруженным во тьму. Мне передали, что моя жена Мари-Элен просит немного подождать в гобеленовой гостиной. И тут я вдруг вспомнил, что сегодня мой пятидесятый день рождения и, наверное, что-то затевается, но что именно? Меня провели в большую столовую, где свет не горел. Он вспыхнул неожиданно, и человек сто гостей одновременно поднялись из-за столов с возгласом «Счастливого дня рождения!». Среди приглашенных был и Баумгартнер. Именно его моя жена попросила удержать меня в Париже, чтобы я приехал последним.

Но вернемся к «Миферме». Это было грандиозное дело. Предстояло построить более шестисот километров железнодорожных путей через марокканскую пустыню, от порта на полуострове Нуадибу до месторождения. Каждый состав состоял из вагонов весом по 20 тонн, длина его доходила до двух километров, тянули поезд два локомотива, а вели его две бригады машинистов, сменявшие друг друга с перерывом на сон. Состав шел со скоростью 12 километров в час; с вокзалами в начале и в конце пути была установлена радиосвязь. Поскольку административный совет собирался чаще всего в Мавритании, мне приходилось постоянно ездить туда. При хорошей погоде путешествие было приятным, но во время песчаной бури оно становилось нелегким испытанием.

С экономической точки зрения, это месторождение представляло собой исключительный интерес, поскольку содержание железа в руде было очень высоким. К несчастью, курс акций быстро рухнул, и, когда через много лет долг был выплачен и, наконец, наступила пора получать дивиденды, предприятие оказалось национализированным 28 ноября 1974 года! Несмотря на выплаченную по договоренности компенсацию, общая рентабельность инвестиций оказалась просто смешной. Именно подобного рода случаи и отбили у большинства западных инвесторов желание рисковать, вкладывая средства в «развивающиеся» страны.

***

Кульминация экономической деятельности Франции в Африке связана с открытием нефти в Сахаре; тогда инвестиции буквально хлынули в разработку «черного золота». Первым месторождением, введенным в эксплуатацию, было месторождение Французской Нефтяной Компании в Хасси-Мессауде. Я, вместе со своей второй женой Мари-Элен и Жоржем Помпиду, был одним из первых, кто его посетил, прилетев в день открытия полетов туда «Каравеллы».