Наперекор Сталину

Об этих переговорах писали все. Для меня и, полагаю, для большинства французов, правительство в тот день пришло в себя. С того момента Помпиду владел ситуацией. В течение трех дней и ночей всем казалось, что он вездесущ - спокойный, улыбающийся, уверенный в себе, удивлявший своей физической выносливостью профсоюзных ветеранов, потрясавший всех своим острым и ясным умом, крывшимся в этом полноватом, округлом человеке.

С точки зрения физической, нравственной и психологической он стал человеком, соответствующим своей должности. Я видел в этом отражение личной философии Жоржа: в его глазах непростительной ошибкой для политика было улыбаться своим противникам, пренебрегая теми, кто проголосовал за него. Напротив, он считал, что следует игнорировать противников и привлекать к себе их сторонников, укрепляя собственные позиции. Непоколебимый в противоположность уже сдавшей позиции буржуазии, он стал истинным героем переговоров на улице Гренель. Партия была выиграна; ситуация взята под контроль.

Повышение зарплат и другие льготы были лишь разменной монетой в уже достигнутом соглашении. Помпиду торжествовал, высоко подняв свои знамена.

Как всегда, в памяти зрителей остается последняя картина, если она достаточно ярка. Каждый, даже тот, кто не читал газет, где скопом поносили всех старых политических кляч, каждый отныне был убежден, что лишь один человек, не дрогнув, удержал кормило государства.

С того момента на стол были вброшены кости для другой партии.

Через несколько дней после переговоров Помпиду пригласил нас в Матиньон. То, что он нам рассказал, подтверждало мои впечатления стороннего наблюдателя. Однажды, в частной беседе, он, несмотря на свою обычную сдержанность, признался нам:

- На тот период приходится самый драматичный день в моей жизни. Когда де Голль исчез, ничего не сообщив о своих намерениях, сказав мне по телефону двусмысленную фразу: «Обнимаю вас», земля разверзлась у меня под ногами. Я почувствовал на плечах тяжкий груз брошенного человека и всю ответственность власти. Я не мот понять, чего хочет Генерал, и боялся худшего.

Скажу правду, никогда в жизни я так не тревожился...

* * *

Выборы в законодательные органы укрепили его статус героя. Де Голль хотел сменить правительство, но сохранить Помпиду как премьера. Жорж попросил две недели на размышление, продолжая придерживаться теории, которую он как-то изложил мне: институты Пятой Республики могли слаженно функционировать, только если сохраняется иерархия между главой государства и главой правительства. Если премьер-министр очень долго занимает свою должность, это может привести к пагубной двойственности. А потому, считал Помпиду, ему следует, хотя бы на время, уйти из властных структур.

Его окружение и друзья, конечно, попытались уговорить его остаться; аргументов хватало. И Жорж, обычно не поддававшийся влиянию других, по зрелом размышлении, согласился с их точкой зрения.

Когда истек назначенный срок, он объявил Генералу, что согласен. Де Голль ответил кратко:

- Слишком поздно. Я только что принял другое решение.

Так случилось, что в этот день я обедал с Помпиду наедине. Он пришел совершенно потрясенным. Он метал громы и молнии, то приходя в ярость, то впадая в тоску. Жорж, всегда прекрасно владевший собой, потерял выдержку и спокойствие, всегда придававшие ему силу. В первый раз я почувствовал, что он задет, уязвлен и очень раздражен.

Тогда и для него тоже начался «переход через пустыню». Какая-то горечь поселилась в нем, его разговоры были уже не столь изысканны, скептическая сдержанность уступила место какому-то недоброму настрою.

Я решил поговорить с ним серьезно, и подвергнуть «дикому» психоанализу его отношения с Генералом, не сказав Жоржу, что выступаю в роли аналитика: