Читаем Наперекор Сталину полностью

«<…..> Мы очень много говорили с ним о Ближнем Востоке и об Израиле, и я сожалею, что мнение еврея он либо неправильно понимал, либо неправильно интерпретировал. Либералу по природе, ему была неведома любая нетерпимость, он не антисемит, и это его кредо. Так, только утих его гнев, вызванный недружелюбной демонстрацией евреев Чикаго, он сразу позаботился о том, чтобы показать, что он не испытывает никакого озлобления по отношению к французским евреям и что «Если их сердца переживали за Израиль, то это были французские сердца».

Его симпатии были на стороне Израиля, и в ходе Шестидневной войны он, насколько мог, задержал вступление в силу эмбарго, которое Кэ д Орсе хотело ввести непосредственно перед тем, как его официально обнародовал де Голль. И в то же время, воспитанный историей и классицизмом, Жорж Помпиду не понял горячей страсти сионизма, не уловил романтики революционного содержания эпохи, которая с 1945 по 1948 год вела к еврейскому освобождению и независимости Израиля. Серьезный и здравомыслящий политик ожидал, что Израиль поведет себя, как старая держава. Не имея возможности следить за событиями в Израиле, определяющими жесткость народа, лишь недавно обретшего независимость, Помпиду был шокирован рядом инцидентов.

В области внешней политики Жорж Помпиду разделял убежденность де Голля в том, что Израиль, окруженный арабскими странами с населением несравнимо более многочисленным, не сможет выжить, опираясь на силу, но лишь проводя политику соглашений и компромиссов. По его мнению, ни средств, ни времени не следовало жалеть, чтобы достичь этого, и он рассчитывал, что Израиль проявит столько же выдержки и самообладания, сколько вынуждена была проявить Франция по отношению к народам своих бывших колоний.

Уроки войны Судного дня не противоречат такому взгляду на вещи, и если Жорж Помпиду недооценил невыносимое нервное напряжение, навязанное Израилю, то я уверен, причиной тому не отсутствие симпатии к этой стране и не безразличие к ее будущему. <…..>»

Предвыборная президентская кампания 1981 года и серия серьезных антисемитских акций, таких как кровавое нападение на синагогу на улице Коперника, приведшее к человеческим жертвам, вызвали резкие выступления группы еврейских активистов. Они упрекали руководство общины в слишком снисходительной позиции по отношению к властям. Они были вправе так говорить, но я считал эту критику несправедливой. В то же время эта группа призывала голосовать против правительства, срок полномочий которого истекает, и пыталась создать еврейское лобби. Наконец, она демонстрировала безусловную поддержку всех действий Израиля, вызывая раздражение даже тех, кто Израилю симпатизировал. Если, как это случилось после акции на улице Коперника, такого рода покушения будут поводом для шествий с израильскими флагами, то это может оттолкнуть многих евреев - горячих защитников Израиля, но при этом желающих оставаться французами и не желающих, чтобы их считали израильской колонией, проживающей в Париже. Речь не идет о том, чтобы скрывать наши чувства или не оказывать поддержку Израилю, а лишь о том, чтобы независимые и ответственные граждане могли свободно выражать собственное мнение и сохранять свою национальную идентичность. В этой связи я должен был еще раз публично заявить о взвешенной позиции французских евреев.

После нападения на синагогу на улице Коперника много говорили об антисемитизме во Франции, сравнивали нашу страну со странами Восточной Европы, обвиняя власти в создании благоприятного климата для усиления подобных тенденций. И здесь тоже критику нельзя считать справедливой. Мало кто знает, что еврейские школы во Франции субсидируются государством, ведь этого почти нигде нет; еще более поразительный факт: прохождение военной службы в Израиле освобождает от воинской обязанности во Франции.

И если, к несчастью, к антисионистским акциям палестинских экстремистов присоединяются всплеск неонацизма или выходки красных террористов во Франции, то в этом Франция не одинока.

* * *

Как никто другой, моя семья испытала на себе проявления антисемитизма, в особенности во время дела Дрейфуса. Дрюмон в своей газете «Ла Либр Пароль» от души потешался над этими событиями. Я приведу всего лишь две или три из его нападок - первые пришедшие на память. Известно, что мой дед Альфонс де Ротшильд по собственной воле отказал своему лучшему клиенту - России, не желая сотрудничать с режимом, виновным в кровавых погромах. Дрюмон расценил это выражение солидарности как «позорный поступок»: «Ротшильды не остановились перед предательством. Они преследуют одну только цель: помочь своим единоверцам в России».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное