– Так, девушки, а теперь сидите очень, очень спокойно. Выражение лица – серьезное. Пожалуйста, никаких улыбок, – сказал Седрик, нажимая кнопку спускового тросика фотокамеры. Он выпрямился и улыбнулся близняшкам. – Прекрасно, – сказал он. – Прекрасно и изысканно. Теперь прошу подготовиться ко второму снимку. Да, очень мило, вот так, а теперь…
Он сделал еще несколько снимков. Время тянулось еле-еле. Ассистент суетился возле камеры, убирая заснятые пластинки и вставляя новые. Он же без конца передвигал софиты. Парикмахер поправлял им локоны, редактор отдела красоты пудрила им носы и щеки. Седрик следил за всем этим через открытую заднюю стенку своего аппарата. Потом Венеция не выдержала. Извинившись, она сказала, что опять должна ненадолго отлучиться, сползла с табурета и удалилась в направлении гримерной. Адель чувствовала: Седрик близок к новому взрыву. Чтобы немного отвлечь фотографа, она в шутку спросила, а не поставить ли у них за спиной зеркало.
– Тогда бы мы еще раз удвоились.
– Удвоились? – переспросила редактор «Вога».
– Да. Это было бы…
– И вас бы уже стало не двое, а четверо, – сказал Седрик. – Интересный ход. Красота, усиленная отражением. Что ж, попробуем. Это подчеркнет красоту ваших причесок. Правда, не все, что мы видим глазами, в точности передается камерой. Но идея стоит усилий.
Венеция вернулась и тихо уселась на свой табурет. Склонив голову набок, Седрик всматривался в близняшек.
– У меня тут возникла идея, – извиняющимся тоном пояснила Адель. Она видела, что сестра заметно устала. – Поставить сзади нас зеркало. И тогда нас будет уже четверо.
Венеция недоуменно посмотрела на нее:
– Я что-то не понимаю. И боюсь. Нас только двое. И в этом весь смысл. Мы двойняшки, а не четверняшки.
– Увы, – усмехнулся Седрик. – Тогда бы в зеркале вас было восемь… Впрочем, если поставить два зеркала, тогда… Конечно, придется полностью переустанавливать свет. Майкл, Майкл! Идите сюда. У меня возникла новая идея. Фабрис, поправьте волосы нашим гостьям. Начните с миссис Уорвик.
У Джайлза отлегло от сердца: дверь ему открыла сама Барти. Он был почти уверен, что нарвется на агрессивную Абби. На Барти был старый, изрядно поношенный свитер и длинная юбка. Лицо бледное, в глазах – никакого блеска.
– Здравствуй, – произнесла она.
– Здравствуй, Барти. Ты позволишь мне войти?
– Сомневаюсь, что тебе вообще стоило сюда приходить, – сказала она.
– Барти, прошу тебя. Я всего лишь… хочу попросить прощения.
– А разве для этого нужно было приходить?
– Нет, – смутился Джайлз. – Наверное, нет.
– Тогда зачем пришел?
Джайлз глотнул воздуха:
– Я… я невероятно виноват перед тобой. Мне даже не выразить, насколько виноват.
– Спасибо, что понимаешь.
– Пожалуйста, прости меня.
Она помолчала, потом сказала тихим, вежливым тоном:
– Сомневаюсь, что я смогу это сделать.
– Барти, ну пожалуйста… – Джайлза охватила паника. – Я понимаю, сколько ужасных гадостей я тебе наговорил. Все мои слова были мерзкими, но особенно… особенно о…
– Да. Особенно об этом.
– Но может, ты все-таки позволишь мне ненадолго войти? Барти, я вовсе не хотел тебя обидеть. Честное слово, у меня этого и в мыслях не было. Я говорил жестокие, ужасные слова, но лишь потому, что сам находился в подавленном состоянии.
– Знаю, – задумчиво ответила Барти, – но ты сказал правду. Я имею в виду не мой разговор с твоей матерью о выпуске детективных романов. Можно часами спорить, надо это было делать или нет. Но ведь ты сказал еще и о другом. И это правда. И теперь… я даже не знаю, смогу ли вообще вернуться в издательство. Особенно после того, как ты развернул передо мной всю картину.
В эту секунду Джайлз почувствовал, будто и он подхватил грипп. Он приложил руку ко лбу, стараясь успокоиться. В горле стоял ком, который он с усилием проглотил.
– Барти…
– Не надо, Джайлз. Не надо повторять, что ты имел в виду совсем не это. Имел или не имел, очень многие согласятся с тобой. Вероятно, кто-то где-то постоянно говорит то же, что и ты.
– Никто об этом не говорит. Клянусь тебе.
– Возможно, не напрямую, – вздохнула Барти. – Или не говорят тебе. Ведь ты один из Литтонов. – В ее устах эта фамилия прозвучала с насмешливо-презрительным оттенком. – Но ты сказал правду, потому-то мне сейчас так худо. Ты заставил меня увидеть то, чего я старалась не замечать. То, что я социальный эксперимент леди Селии Литтон. И какой удачный эксперимент. Какое благотворное влияние он оказал на мою жизнь. – У нее вдруг дрогнули губы. Глаза наполнились слезами. Она всхлипнула и посмотрела на него. – И каково мне сознавать себя предметом этого эксперимента?.. Джайлз, мне не хочется дальше разговаривать. Прошу тебя, уходи.
Джайлз ушел. Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным.
– Как здорово мы все это придумали. – Адель радостно улыбалась.
Седрик держал ее за руку. Измученная Венеция уехала домой. Съемки заняли почти весь день.
– Рад, что вы придерживаетесь такого мнения, – отозвался Седрик и тоже улыбнулся.