Наперекор ветрам

— Верно, тезка. Танков у нас раз, два и обчелся, но они будут, обязательно будут. Раньше мы учили зеленую молодежь, а теперь решили готовить танкистов из боевых, опытных командиров. Товарищ Фрунзе говорит, что в ударные войска — в авиацию и танковые части — надо брать кавалеристов. Переучивать их и давать им полки, эскадрильи, бригады. Ты думаешь, Иона, мне легко было уйти с должности командующего войсками Киевского района на кабинетную работу? И тебе нелегко. Понимаю, сочувствую, но помочь ничем не могу. Придется тебе, веселый житель земли, держать курс на Ленинград. «Отмучаешься», а потом спасибо скажешь. Время такое настало, чтобы учиться. Не то что мужчины, женщины многие сели за парты. Ты помнишь нашу боевичку Настю Рубан?

— Которую кадюки порубали под Копыловом?

— Да. Хотя после той рубки часто бьют ее приступы, но она тоже учится здесь в Москве, в Высшей школе чекистов. Что-то нынче не пришла, а то как воскресенье, обязательно является, где бы мы ни были, разыщет.

— Да вон она, — воскликнул Голубенке — Вон, глядите, из-за памятника Гоголю «выплывают расписные».

— Легка на помине! — широко улыбаясь, встретил Настю Якир. — А мы о тебе только что вспоминали. Какая ты шикарная сегодня. Прямо модель с витрины Мосторга…

— Моссельпромовская шоколадка! — добавил Голубенко.

Чувствуя себя в центре внимания, Настя маленькой, почти детской, рукой подтянула рукава кофточки, проверила поясок коротенькой, сшитой по моде, юбки, потом ласково посмотрев на мужчин, спросила:

— А чего это вы вдруг вспомнили обо мне?

— Хвалили тебя, — ответил за всех Гайдук. — Говорили, что ты умнее иных мужчин. Грызешь науку.

— Да, наука, наука, — с чуть заметной разочарованностью в голосе произнесла Настя. — Мечтала выращивать капусту, а учусь снимать головы всяким гадам. И ничего не поделаешь: раз надо, так надо.

— Выращивать капусту куда проще, — с сочувствием сказал Якир. — Вот потому партия и поставила тебя не на капусту, а послала в Чека.

— А где Сарра Лазаревна? — спросила Настя, разрумянившись от довольно откровенных похвал. Румянец еще больше оттенил миловидность и привлекательность ее нежного лица.

— Думаю, что моя половина уже дома, хозяйничает. Ждет нашествия, — ответил Якир. — Как всегда, Саинька будет рада тебе. Иди, Настюшка. — Якир вынул плоские из вороненой стали часы, посмотрел на циферблат, добавил: — Да и всем пора домой. Поспешим, хлопцы! А то как бы не получить от хозяйки выговор с занесением в послужной список. К тому же вам после обеда отдыхать, а мне еще надо редактировать очередной номер «Военного вестника».

Гайдук под впечатлением недавнего разговора шел мрачный и задумчивый. У самого дома спросил Якира:

— Выходит, значит, мне с кавалерией придется прощаться?

— Да, придется, — улыбнулся Якир. — А видно, не хочется. Ведь кавалерия — твоя слабость. У тебя даже какая-то поговорка есть. Как ты там говоришь: кавалерия — цвет армии?

— Говорил и буду говорить: цвет народа — это его армия, цвет армии — ее кавалерия, цвет кавалерии — конный корпус Котовского.

— Ну что ж, так и запишем. Верно, Николай? — засмеялся Якир, обращаясь к Голубенко.

4. Первенцы-быстроходы

Время методично отсчитывало минуты, часы, дни, недели, месяцы, годы… Казалось, еще совсем недавно мировая буржуазия каркала о неизбежной гибели России, а английский писатель-фантаст Герберт Уэллс, посетивший молодую Советскую республику, назвал план электрификации и экономического возрождения нашей страны утопией, а Ленина кремлевским мечтателем.

В ту пору, когда в Кремле встретились величайший мечтатель современности с писателем-утопистом, один из них смотрел в будущее и видел Россию в свете ярких огней, другой, загипнотизированный прошлым, видел ее в кромешной тьме. Немногочисленные наши заводы тогда не остыли еще от горячки военных заказов; страну душил голод не только на хлеб, но и на спички, гвозди, соль, керосин… Делались первые попытки купить в Америке партию тракторов — «фордзонов».

Ленина и Герберта Уэллса рассудила сама жизнь. Прошло лишь десять лет, и над Россией, разгоняя вековую цепкую мглу, зажглись яркие огни новой, ленинской эры. Построенные на Волге и в Харькове заводы-гиганты стали выпускать ежедневно сотни тракторов…

В 1932 году из Москвы в столицу Украины Харьков приехал Михаил Иванович Калинин. Предстояло торжественное открытие Днепрогэса. Сталин, отдававший предпочтение плану строительства Волго-Донского канала, не поехал на торжество. Все, кто знали, что в вопросе о создании электростанции на Днепре генсек неохотно уступил требованию большинства в Политбюро, не могли не обратить внимания на то, что в его приветственной телеграмме не упомянулось имени Ленина — инициатора электрификации Советской страны.

Из Харькова в Запорожье Председателя ЦИК СССР сопровождало все правительство Украины. Приехал на Днепрогэс и командующий войсками Украинского военного округа Иона Эммануилович Якир.