Наперекор всему

– Воистину Воскресе! – прогремел под высокими сводами зала по-военному четкий и восторженный хор голосов.

– Наверное, государь со свиты своей христосоваться начнет, – восторженно глядя на царя, прошептал подполковник, – до нас нескоро очередь дойдет…

Но император, вопреки предположению Головнина, почему-то сразу же направился к флангу разношерстного строя военных, где стояли выздоравливающие нижние чины гвардии.

– Государь потому начал с левого фланга, что жалеет раненых, наверное, думает, что нам еще нелегко выдержать в строю всю церемонию, – снова высказал свое предположение неугомонный подполковник.

Христосование проходило быстро и споро, и вскоре четким строевым шагом к императору подошел Головнин.

– Христос Воскресе! – сказал царь, пытливым взглядом взглянул в глаза офицеру.

– Воистину Воскресе! – взволнованно ответил подполковник.

Император обнял его, и они трижды поцеловались. Лейб-казак отработанным жестом выдвинул вперед корзину, из которой царь взял пасхальное яйцо и протянул его Головнину. Подполковник, словно святыню, бережно взял в обе руки царский подарок и, хриплым от волнения голосом промолвил:

– Душевно благодарю, Ваше Величество!

Четко развернувшись, он направился к выходу, уступив место напротив царя следующему офицеру.

Аристарх хотел так же, как и подполковник, четким строевым шагом подойти к императору, но сделав несколько шагов, вдруг почувствовал, как нестерпимая резь обожгла ногу, и он, с трудом преодолевая внезапную боль, отпечатал оставшиеся шаги.

Государь, видимо, заметил невольную судорогу, скользнувшую по лицу поручика, и сочувственно взглянул на него.

После пасхального приветствия они похристосовались, а перед тем, как вручить Аристарху пасхальное яйцо, царь совсем по-отечески спросил:

– Что, болят еще раны?

– Да так, самую малость, Ваше Величество.

– Ну, ничего, до свадьбы, заживет! Мне рассказывала о вас, штаб-ротмистр, великая княгиня Ольга Александровна. Кажется, вы были ранены в Карпатах, будучи в разведке?

– Да, Ваше Величество, – не вдаваясь в подробности своего ранения, промолвил Аристарх и удивленно добавил: – Вы ошиблись, Ваше Величество, я всего лишь поручик!

– По ходатайству полкового командира вам присвоено досрочное звание штаб-ротмистр, с чем я вас и поздравляю.

– Благодарю, Ваше Величество! Я оправдаю ваше высокое доверие в бою!

– Верю, верю, мой славный гусар… А как там ваш батюшка, Евгений Евграфович, давно с ним виделись?

– Он на фронте, Ваше Величество. А виделись мы последний раз еще в нашей славной школе больше года назад.

– Передавайте ему от меня наилучшие пожелания и вот это пасхальное яйцо.

Император вынул из корзины два больших фарфоровых пасхальных яйца с золотыми императорскими вензелями и торжественно вручил их Аристарху.

– Сердечно благодарю, Ваше Величество! – звонким голосом промолвил новоиспеченный штабс-ротмистр и, четко развернувшись, не чуя под собой ног, направился по зеркальному паркету к выходу.

Глава III Петроград Апрель 1915 года

1

Продолжительная командировка в Петроград, во время которой начальник контрразведки Северо-Западного фронта генерал Баташов должен был выступать в суде свидетелем обвинения по делу германской шпионской организации под предводительством Януса, не доставляла ему большой радости. Одна лишь мысль о том, что он наконец-то после долгой разлуки сможет увидеться с супругой и детьми, проливалась бальзамом на его истосковавшееся по семье сердце. Редкие письма и телеграммы не могли заменить ему радости личного общения с родными людьми. Из писем дочери Баташов знал, что Аристарх после тяжелого ранения пошел на поправку и что доктора обещают представить ему после Пасхи лечебный отпуск. В своем последнем письме Лиза туманно намекала о том, что в личной жизни брата грядут непредсказуемые, довольно нежелательные перемены, и просила отца наставить Аристарха на путь истинный.

«Неужели сын окончательно порвал со своей невестой?» – то и дело появлялась у генерала назойливая мысль, пока он трясся в офицерском вагоне воинского эшелона, доставлявшего остатки поредевших в боях полков в глубокий тыл для переформирования.

Не ведая, когда состав прибудет в Петроград, Баташов не стал тревожить супругу телеграммой, и потому на перроне варшавского вокзала его никто не встречал. Выйдя из вагона, он с удивлением обнаружил явно несвойственную столице тишину. Казалось, что жизнь здесь замерла. Не носились взад и вперед услужливые носильщики, не видно было даже полицейских, которые обязаны были встречать каждый прибывший поезд. На пустующей пристанционной площади не видно было пролеток. Только возле будки торчал какой-то полицейский чин, который, увидев направляющегося к нему генерала, выпучил от напряжения глаза и вытянулся во фрунт.

– А что, служивый, – обратился к нему Баташов, – куда «ваньки»-то подевались?

– Не могу знать, ваше превосходительство! – гаркнул околоточный. – Никак бастуют, – доверительно промолвил он, и глаза его суетливо забегали по площади в поисках хоть какого-то транспорта для генерала.