- Понятия не имею! Я спрашиваю – говорят, планы изменились, передумали. А еще же ни договор не отправляли, ни подписывали ничего, обязательств никаких. Я вообще не понимаю, что происходит, детский сад какой-то.
Никита внимательно наблюдал за Глебом. Он уже начинал о чем-то догадываться, хотя очень надеялся, что ошибается. Любимый выглядел растерянным настолько, что даже не скандалил. Просто барабанил пальцами по столу, пытаясь осмыслить ситуацию.
- Так, ладно, — наконец нарушил он затянувшееся молчание. – Связывайся с теми, кто остался, быстро заключай с ними договора и …
Договорить ему не дал очередной телефонный звонок. Никита заметил, что на сей раз на кране высветилось «Ирма». А ей-то что надо? Решила поблагодарить за испорченный вечер? На Ирму Никита был зол, очень зол. Да, Глеб повел себя в ее отношении неправильно, да, он во многом виноват. Но вот этого брезгливого выражения лица, презрения, которое она явно демонстрировала по отношению к Глебу, он простить не мог.
Дэн деликатно вышел из кабинета, поняв, что Немов разговаривает с женой. А не понять было трудно, ибо голос Ирмы отчетливо звучал в комнате, Ник прекрасно слышал все, что она говорит:
- Ты скотина, Глеб! Ты просто скотина! Я ожидала от тебя чего угодно, но только не этого! Я думала, у тебя есть хоть немножко мозгов! Ну хоть чуть-чуть! А ты всегда думал только одним местом. Мне уже позвонили все подружки. Они откровенно ржут, Глеб, надо мной ржут! Благодаря тебе я стала посмешищем! Все наши общие друзья, Глеб, теперь будут надо мной смеяться. Мне больше не с кем общаться. Я тебя ненавижу, Глеб! И я подаю на развод!
Раздались гудки, Ирма бросила трубку. Глеб сидел с каменным выражением лица, только губы тряслись и рука, державшая телефон, дрожала. Черт возьми, да что происходит?!
Никита не успел ничего предпринять, как-то успокоить Глеба – открылась дверь и на пороге появилась Марина. Раскрасневшаяся, взволнованная, с коробкой «Доширака» в одной руке и каким-то журналом в другой.
- Глеб Васильевич! Глеб Васильевич, там такое!!! Я хотела «Гламур» купить, пошла в киоск, а там вот…
Марина положила журнал на стол перед Глебом. На обложке крупным планом был Немов. Немов, страстно целующий Никиту. И заголовок большими, даже без очков легко читаемыми буквами: «Неожиданность от юбиляра! Народный артист Глеб Немов предпочитает мальчиков!». Дальше читать не имело смысла, Никита и так знал, что увидит, перелистнув страницу. И все-таки чисто машинально перелистнул. Еще раз посмотрел на хорошо известные ему фотографии. Но как? Когда он успел? Ведь Глеб не отказал ему в повторном транше, а потом Никита «решил» проблему. Или это не Горнов?
Догадка прошила Ника электрическим разрядом. Сука, убью! Просто убью, голыми руками. У него были копии. Ну конечно были, сделать копии файла – дело двух минут. Зачем они ему понадобились? Хотел его, Ника морду на память сохранить? Или случайность? Горнов мог оставить у парня флэшку, или ноутбук. Или у него вообще был доступ к файловому хранилищу любовника. Да что угодно, вариантов может быть масса. Какая разница? Теперь уже какая к черту разница?
Никита вылетел из кабинета Глеба, даже не заметив, что испуганная Марина последовала за ним. Промчался через приемную, оказался в коридоре. Где-то в телефоне у него был записан номер этого подонка. Он не знал, что ему скажет. Что-нибудь. Шли гудки. Не хочет брать трубку? Правильно делает. Но он все равно его найдет, из-под земли достанет.
- Я вас слушаю.
Голос в трубке был женский и какой-то тусклый. Никита растерялся:
- Мне нужен Константин.
В трубке послышались рыдания, сквозь которые Ник не сразу разобрал фразу: «Костя погиб. Он сегодня утром выбросился из окна».
Никита скурил три сигареты, прежде чем почувствовал в себе силы вернуться к Глебу. Нужно было что-то говорить, как-то попытаться его успокоить. Но что сейчас можно сказать? Случилось то, чего Глеб боялся больше всего. И вся профессиональная выучка Никиты пасовала перед осознанием настигшей их катастрофы. И все-таки он собрался с силами и вошел в кабинет. Глеб сидел в кресле все с тем же каменным выражением лица и смотрел на снимки. О том, что он все еще здесь и осознает, что с ним происходит, свидетельствовала одна-единственная слезинка, медленно и неотвратимо стекающая по щеке, застревающая в резко обозначившихся морщинках. Нет, это просто невозможно выдержать. Ну почему? Почему именно сейчас, когда все было так хорошо?
Никита подошел к столу. Обнял Глеба за плечи. Не оттолкнул, уже легче.
- Глеб! Глеб, ты меня слышишь? Глеб, мы оба живы. Мы здоровы. Значит, ничего фатального не произошло. Жизнь продолжается. Ты слышишь?
Никита ткнулся подбородком в мягкие, пахнущие мятным шампунем волосы.
- Глеб, нечего здесь сидеть. Поехали к Вяземским. Ты слышишь? Вставай, родной.
- Не могу.
Глеб оттолкнулся от стола и развернулся на стуле лицом к Никите. В его глазах плескался звериный ужас, смешанный с какой-то безумной, нечеловеческой тоской.
- Не могу, Никит. Я ног не чувствую.
Эпилог