Написанные в истории. Письма, изменившие мир

С тех пор, как мы расстались, я все время печален. Мое счастье – быть возле тебя. Непрестанно думаю о твоих поцелуях, о твоих слезах, о твоей обворожительной ревнивости, и прелести несравненной Жозефины непрестанно воспламеняют мое все еще пылающее сердце и разум. Когда освобожусь я от всех тревог, всех дел, чтобы проводить с тобой все минуты моей жизни; когда моим единственным занятием будет любить тебя и думать о счастье, говорить тебе и доказывать это? Я пошлю тебе твою лошадь; все же надеюсь, – ты скоро сможешь ко мне приехать.

Недавно еще я думал, что горячо люблю тебя, но с тех пор, как увидел вновь, чувствую, что люблю тебя еще в тысячу раз больше. Чем больше я тебя узнаю, тем больше обожаю. Это доказывает ложность мнения Ла-Брюэра, что любовь возгорается внезапно. Все в природе имеет свое развитие и различные степени роста. Ах, молю тебя, открой мне какие-нибудь твои недостатки! Будь менее прекрасна, менее любезна, менее нежна, и прежде всего – менее добра! Никогда не ревнуй и не плачь; твои слезы лишают меня разума, жгут меня. Верь мне, что теперь у меня не может быть ни одной мысли, ни одного представления, которые не принадлежали бы тебе.

Поправляйся – отдыхай – скорее восстанови свое здоровье. Приезжай ко мне, дабы мы, по крайней мере, могли сказать раньше, чем придет смерть: «У нас было столько счастливых дней!»

Миллион поцелуев – даже твоему Фортюнэ[47], несмотря на его злобность.

4 АВГУСТА 1796

Я так далеко от тебя! Меня окружает густой мрак! и это будет длиться до тех пор, пока ужасающие молнии наших пушек, которыми мы завтра встретим врага, рассеют этот мрак.

Жозефина! ты плакала, когда я с тобой расставался; ты плакала! Все внутри содрогается у меня при одной этой мысли! Но будь спокойна и утешься. Вурмзер[48] дорого заплатит мне за эти слезы!

КАЛЬДИЕРО, 13 НОЯБРЯ 1796

Я больше тебя не люблю… Наоборот, – я ненавижу тебя. Ты – гадкая, глупая, нелепая женщина. Ты мне совсем не пишешь, ты не любишь своего мужа. Ты знаешь, сколько радости доставляют ему твои письма, и не можешь написать даже шести беглых строк.

Однако, чем вы занимаетесь целый день, сударыня? Какие важные дела отнимают у вас время, мешают вам написать вашему возлюбленному? Что заслоняет вашу нежную и стойкую любовь, которою вы так ему хвастались? Кто этот новый соблазнитель, новый возлюбленный, который претендует на все ваше время, мешая вам заниматься вашим супругом? Жозефина, берегитесь, – не то в одну прекрасную ночь твои двери будут взломаны, и я предстану пред тобой.

В самом деле, моя дорогая, меня тревожит то, что я не получаю от тебя известий, напиши мне тотчас четыре страницы и только о тех милых вещах, которые наполняют мне сердце радостью и умилением.

Надеюсь скоро заключить тебя в свои объятия и осыпать миллионом поцелуев, жгущих меня словно лучи экватора.

27 НОЯБРЯ 1796 Г., ТРИ ЧАСА ПОПОЛУДНИ, ОТПРАВЛЕНО ИЗ МИЛАНА[49]

Я прибыл в Милан, я кинулся в твои апартаменты, я бросил все, чтобы увидеть тебя, сжать в своих объятиях… но тебя там не было. Ты ездишь по городам, в которых проходят праздники, ты покидаешь меня, когда я приезжаю, ты не думаешь больше о своем дорогом Наполеоне. Твоя любовь к нему была всего лишь капризом; непостоянство делает тебя равнодушной. Привыкший к опасности, я знаю лекарство от жизненных невзгод и болезней. Несчастье, которое обрушивается на меня, невыносимо; я имел право на сочувствие.

Я буду здесь до вечера девятого числа. Не огорчайся; возвращайся после развлечений; ты создана для счастья. Весь мир рад тому, что может доставить тебе удовольствие, и лишь твой муж очень, очень несчастлив.

Бонапарт

1796

Не было дня, чтобы я не любил тебя; не было ночи, чтобы я не сжимал тебя в своих объятиях. Я не выпиваю и чашки чая, чтобы не проклинать свою гордость и амбиции, которые вынуждают меня оставаться вдалеке от тебя, душа моя. В самом разгаре службы, стоя во главе армии или проверяя лагеря, я чувствую, что мое сердце занято только возлюбленной Жозефиной. Она лишает меня разума, заполняет собой мои мысли.

Если я удаляюсь от тебя со скоростью течения Роны, это означает только то, что я, возможно, вскоре увижу тебя. Если я встаю среди ночи, чтобы сесть за работу, это потому, что так можно приблизить момент возвращения к тебе, любовь моя. В своем письме от 23 и 26 вантоза[50] ты обращаешься ко мне на «Вы». «Вы»? А, черт! Как ты могла написать такое? Как это холодно!..

И потом эти четыре дня между 23-м и 26-м; чем ты занималась, почему у тебя не было времени написать мужу?..

Ах, любовь моя, это «Вы», эти четыре дня заставляют меня забыть о моей прежней беззаботности. Горе тому, кто стал сему причиной! Адовы муки – ничто! Змееподобные фурии – ничто! «Вы»! «Вы»! Ах! А что будет через неделю, две?.. На душе у меня тяжело; мое сердце опутано цепями; мои фантазии вселяют в меня ужас… Ты любишь меня все меньше; и ты легко оправишься от потери. Когда ты совсем разлюбишь меня, по крайней мере, скажи мне об этом; тогда я буду знать, чем заслужил это несчастье…