— А я тебе о чем! — Анька заслонила микрофон и рявкнула на детей, чтобы не мешали, а сама вышла на террасу. Динамики тут же заполнил многоголосый шум южного города, шелест деревьев, крики каких-то птиц, и я с завистью вздохнула.
— Что-то мне даже в голову не пришло, — посетовала я. — А надо было подумать, конечно.
— Вот как он тебя хочет! — назидательно сказала она. — Нормальный мужик же. Что у вас там опять не так?
— Да не нужен мне нормальный мужик, — поморщилась я. — У меня другие приоритеты в жизни.
— Графомань твоя, что ли? — Анька покачала головой. — Алис! Как можно променять живого человека на какую-то писанину?
— Ань! — в тон ей отозвалась я. — Как можно променять себя и свои интересы — на какого-то другого человека?
Она раздраженно чем-то громыхнула и заявила:
— Тебе просто нравится быть несчастной, Алис. Ты всегда с наслаждением страдала. Помнишь этого своего… как его? С дурацким ником таким… Мутный… Заход?
— Мятный, — подсказала я. — Мятный Закат.
— Нам было девятнадцать, мы общались с таким отребьем… — мечтательно выдохнула она. — Ну так помнишь, как ты по нему убивалась? Полгода, что ли? Стихи писала о том, как хочешь под поезд метро. Он того вообще стоил? Но нет, ты потом повторила это с мужем. Рыдала тут по расписанию у меня утром и вечером.
— Вот поэтому я не хочу ни по кому больше убиваться, — сообщила я назидательно. — Что не так опять?
— Ну и не убивайся! Я тебе о чем? Живи с мужиком в свое удовольствие. Пусть он тебя обеспечивает, а ты занимайся, чем хочешь!
— Я хочу писать книги.
— Так пиши! — воскликнула Анька. — Спи с ним и пиши! Можно не мудохаться на своем сайте, сама же жаловалась, что тебя бесит заниматься рекламой! Мне бы кто предложил!
— Все не так просто…
— Что тут сложного, а? Что ты там мечтала написать грандиозное? Сюр свой про ведьм? Все жаловалась, что покупать не будут. Вот их и пиши спокойно!
— У меня не получается, — пожаловалась я. — Я же говорила. Мысли разбегаются и прибегают… только к одной. К одному такому.
— Алис, а ты постарайся! — рассердилась Анька окончательно, и ее голос стал подозрительно похож на голос ее мамы-директриссы строительного училища. Как будто она с восемнадцатилетними долбоебами говорит, а не со мной. — У других получается, а ты какая-то особенная, что ли?
— Ну, значит — особенная, — покладисто согласилась я.
— Помнишь, я увлекалась сыроедением, а ты мне лекции про белки и углеводы читала? И уверяла, что все люди устроены одинаково, и мышцы на диете из яблок у меня не вырастут? А теперь что — не одинаковые уже?
— Это разные вещи, Ань…
— Ага, это другое! Когда тебе удобно. Ты просто нытик, Алис, — припечатала когда-то самая близкая и понимающая подруга. — Детей тебе надо, и побольше. Быстро научишься ценить каждую свободную секундочку.
— И много ты романов написала в свои свободные секундочки? — не выдержала я.
— Мне просто это неинтересно! — презрительно фыркнула она. — Понимаю, ты бы что серьезное писала, а не фигню, которую читают только юные соплюшки и разведенки за сорок.
— Кто решает, что это фигня? Ты?
— Да все это знают! Спроси, кого хочешь, все тебе скажут, что любовные романы читать — это позорище! А писать можно только ради денег. И то под псевдонимом. Так возьми деньгами и займись нормальным делом!
Ну все, хватит.
Я аккуратно и тихо позвала:
— Ань…
— А? — откликнулась она.
— Иди нахуй.
Я швырнула телефон, не глядя. Пошло оно все.
Ушла на кухню, прислонилась лбом к оконному стеклу, за которым в очередной раз накрапывало что-то серо-мерзкое, и с тоской посмотрела туда, где стоял когда-то ярко-зеленый «Порше». Под ярко-зелеными июньскими липами, ныне облетевшими до коричневых скелетов.
И еще там когда-то стоял кое-кто еще. С зелеными июньскими глазами, в которых просыпалось любопытство. Что стало с ним сейчас?
Я открыла шкафчик над вытяжкой, посмотрела на лежащую там пачку сигарет. Нераспечатанную.
Закрыла.
Вернулась в комнату, опустилась на матрас и подобрала телефон.
Хотелось курить и плакать, плакать и курить.
С этого обычно все и начинается.
Я разблокировала экран, открыла список контактов… Последний раз мы общались больше недели назад. Он не звонил, я держалась.
Ну вот. Не удержалась.
— Да?! — немного раздраженно рявкнул в телефон Роман. — Алиса? Что случилось?
— Ты меня все еще любишь? — спросила я, закрыв глаза и глядя в темноту под веками. — Скажи, что любишь, а то мне грустно и кажется, что никто не любит.
Рома помолчал несколько секунд. На заднем плане в трубке слышался офисный шум, хотя времени было уже девять вечера.
— Тпрунькова, ты охуевшая тварь, ты в курсе? — как-то очень устало спросил он.
— Да, конечно.
— Ну ладно, а то я хотел просветить. Разумеется, я тебя люблю, дура.
Не мой день
Он не позвонил. Он написал.
Вау, какой прорыв.
Правда написал в шесть утра, так что чуть-чуть объяснимо. Опять куда-то в командировку летал или просто заработался с ночи?